Роберт пожирал глазами усталую невысокую женщину, скрывшуюся в дверях госпиталя. Он никак не мог на нее насмотреться. Роберту казалось, что ее красоту не может испортить ни усталость, ни грустное выражение милого лица, ни тревожная морщинка между бровями. В те редкие минуты, когда она улыбалась, его сердце замирало от восторга и тоски. Аманда стала женой Адама. Она с ним счастлива. Она не побоялась отправиться в такую даль и готова на самую тяжелую, грязную работу — лишь бы быть к нему поближе. О Господи, ну почему ему не дано было стать тем мужчиной, которого она ждет с таким нетерпением и чья любовь заставляет ее сиять от счастья?! Ах, зачем он так легко, так покорно сдался в тот день и отдал ее Адаму? Ну ничего, теперь он научился ждать и держать свою ревность в узде. Он многому научился и больше не собирается повторять прежних ошибок.

Машинально теребя густую бороду, закрывавшую пол-лица, Роберт все еще смотрел на дверь, за которой скрылась Аманда. В последнее время Роберт Хандли изменился до неузнаваемости. Мучаясь от раскаяния и стыда, он практически утратил волю к жизни и окончательно опустился. Он не брился, не расчесывал и не стриг волосы и одет был неопрятно. Он почти не ел, так как утратил аппетит, и жутко отощал. Темные круги под глазами придавали ему изможденный, болезненный вид. Недавно Роберт попытался разглядеть себя в луже стоячей воды и настолько испугался собственной внешности, что опустился на землю и долго истерически хохотал. Да уж, надеяться особо не на что: если Аманда и раньше-то его не жаловала, то при взгляде на такую образину ей просто станет тошно! Но он все равно любит ее по-прежнему. Он все равно ее любит.

Наступил новый день, а известий об атакующих все еще не было. Аманда стояла, вслушиваясь в тишину пустой палаты, и критически оценивала свою работу. Чистота и порядок. Все койки выстроены в ровные ряды вдоль стен и застланы чистыми, хотя и старенькими одеялами. Все было готово. Военный лагерь словно замер, скованный этим напряженным ожиданием. И Аманда, не отрывая глаз от госпитальных коек, молилась всей душой, чтобы ни одна из них не понадобилась.

Стараясь побороть ненужные мысли, она встряхнула серебристой головкой, пробормотала: «Здесь больше нечего делать» — и вышла наружу, в жаркое сияние июльского дня. Медленно оглянулась и покачала головой, недоверчиво улыбаясь. Ясное летнее солнце и густая веселая зелень окрестных лесов превратили в удивительный уголок мира и спокойствия этот обширный военный лагерь, в котором всего пару дней назад многие тысячи человек готовились вступить в смертельный бой. Не думая ни о чем, Аманда следила за неровным полетом бабочки с яркими янтарными крылышками, присаживавшейся то на один, то на другой полевой цветок. Как это странно — где-то неподалеку люди убивают друг друга, а жизнь идет своим чередом, несмотря на поднятые человеком суету и шум.

Завороженная прелестью летнего дня, она не спеша перевела взгляд на зеркальную поверхность озера Георг, сверкавшую под полуденным солнцем. Ни одна морщинка не трогала идеально гладкую поверхность, и это порождало нетерпение и тревогу: как долго безмятежная ширь будет таить от Аманды вести о битве?

Но что это там, вдали? Аманда моментально застыла, заметив на горизонте какие-то черные точки. Поваленные деревья? Чайки? Они были слишком далеко, чтобы как следует рассмотреть. Она до слез напрягала глаза, стараясь понять, что же это такое движется к берегу. Сердце билось все сильнее, ладони стали влажными.

— Это они? Это они? Это они! — отчаянно закричала она в ту же секунду, как только опознала идущие к лагерю лодки.

— Они идут! Все сюда, там лодки идут! — Аманда, не помня себя от восторга, кинулась вперед, едва не забежав в воду, но остановилась, растерянно опустив руки: оказывается, там было всего три лодки.