Оцеола не боялся смерти, ибо не раз смотрел ей в лицо. И все же у Джеймса защемило сердце, а на глаза навернулись слезы.
— Знаешь, приходили художники — белые художники, чтобы нарисовать меня, — сообщил Оцеола. Легкая улыбка тронула его губы. — Я позировал им. Больше всего мне понравился и заинтересовал меня художник по имени Кэйтлин. Он знаком со многими индейцами, бывал в самых разных местах.
Джеймс кивнул:
— Твои портреты поместят в газетах.
Оцеола открыл глаза.
— Я слышал, что в газетах называют Джесэпа трусом и предателем за то, что он вот так взял меня в плен.
— Да, многие белые возмущены тем, что произошло. Многие считают тебя отважным и благородным человеком. Поэтому художники и пришли рисовать тебя.
— Джесэп думал, что война закончится, когда меня не станет, но это не так. Молодые воины мужают. Москиты донимают белых, к тому же есть места, куда им не добраться. Но я умру и уже не увижу, как над белыми одержат победу.
— Ты снискал себе славу и знаменит даже среди белых. Увидев твои портреты, они поймут, что ты все тот же гордый воин и только из-за предательства попал в плен. Твое имя будет жить вечно.
— Я умру непобежденным. — Оцеола взглянул на Джеймса, и глаза его заблестели от слез.
— Да, непобежденным. Но ты не умрешь, Оцеола. Для индейцев и для белых ты бессмертен. Даже сейчас ты легенда для всех. История сохранит твое имя.
Оцеола помолчал, удовлетворенный словами Джеймса. Потом спросил:
— А ты, друг мой? Для меня война закончилась. А для тебя?
Джеймс вздохнул:
— И для меня тоже. Я надеялся помочь, но мне ничего не удалось сделать.
— Ты покинешь Флориду? Станешь белым?
— Пока не знаю. Я женился…
— На отчаянной рыжеволосой белой чертовке? На дочери Уоррена? Да, я слышал. Если бы она участвовала в этой войне, нас уже давно победили бы.
— Но она не хочет видеть нас побежденными, — сказал Джеймс.
— Она твоя жена. Ты убил Уоррена. Вскоре у вас родится ребенок. И что это значит?
— Пока не знаю. Может, останусь здесь, в Чарлстоне, на некоторое время. Или поеду домой.
— Но сможешь ли ты спокойно жить среди белых, пока бушует война?
— Я бы уехал на юг. У нас с Джарретом есть владения на юго-востоке.
— У форта Даллас? Там же солдаты.
— И поблизости отряды семинолов. Едва ли в такой глуши возникнет серьезный конфликт, но, возможно, время от времени мне удастся оказывать услуги враждующим сторонам.
— Может, и так. Значит, белые освободили тебя. — Оцеола серьезно посмотрел на Джеймса. — И ты поедешь домой.
— Или останусь здесь.
— Думаю, ты уедешь. — Оцеола улыбнулся. — Ты очень красноречив. Бегущий Медведь. И всегда этим отличался. Я слышал, что ты великолепно говорил в суде. И, хотя для тебя вопрос стоял о жизни или смерти, ты все равно защищал наш народ. Полагаю, война для тебя закончена. Ты больше не будешь сражаться, потому что нет такой битвы, в которой одержишь победу. Ты человек чести. Ты снова обрел сердце и душу. Никогда не оглядывайся назад. Бегущий Медведь. Ты был для нас настоящим другом. Ни одна из сторон не сломила тебя. Как я, мой добрый друг, как многие наши люди, ты остался непобежденным. А сейчас иди. Бегущий Медведь. Оставь меня с женами и семьей. Иди к своей новой жизни. И помоги сделать мир таким, чтобы все жили в нем спокойно.
— Оцеола…
— Иди. Ты порадовал мое сердце. Джеймс поднялся и вышел. Уидон, кивнув ему, направился в камеру. За ним последовали один из жрецов, младшая жена Оцеолы и его младшая дочь. |