Острое желание пронзило Тилу. Пригвожденная к земле, она почти перестала дышать. Выпуклые, перекатывающиеся под бронзовой кожей мускулы прикасались к ее груди; твердые, как скала, бедра диктовали ей темп. Горевший в нем огонь передался ей, разлился, обжигая, по всему телу…

Она задрожала, ибо волна за волной накатывались на нее, и откинулась на ложе из мха, во тьму, освещенную только луной. Сильные руки Джеймса крепко обнимали ее.

Скатившись с Тилы, он закинул руки за голову и устремил взгляд в усыпанное звездами небо. Тила вытянула из-под него пряди своих волос и начала собирать остатки одежды, чувствуя, что он наблюдает за ней. Лиф платья, разорванный в клочья, уже нельзя было спасти. Сделав вид, что не замечает пронзительного взгляда голубых глаз, Тила поднялась и, обнаженная, направилась к реке. Нагнувшись, омыла лицо прохладной водой и, почувствовав, что Джеймс стоит рядом, подняла голову.

— Почувствуй огонь, — тихо и горько прошептала она.

— Тебе с самого начала следовало понять, что не стоит играть с индейским юношей, — глухо отозвался он.

Девушка посмотрела на него долгим пристальным взглядом.

— Я никогда и не играла, — с достоинством возразила она. Окинув взглядом порванную одежду, лежащую на земле, она добавила:

— Ночь будет холодной.

— Я согрею тебя ночью, а утром мы подумаем, что тебе надеть.

Тила вздернула подбородок.

— Я не собираюсь оставаться тут на ночь.

— Ты хотела поиграть. Игра уже началась. Раз уж не поспешила укрыться в своих гостиных, будешь моей гостьей.

— Скорее пленницей.

— Как угодно, но ты останешься.

Джеймс подхватил Тилу на руки и, не отрывая от нее глаз, понес в лесное укрытие. Легко возводимое и легко разрушаемое. С такой же легкостью перевозил он и свои немногочисленные пожитки по этим диким, но хорошо знакомым ему местам. Это его земля, дикая земля, и Джеймс поклялся никогда никому не отдавать ее. Он не сдастся; его народ останется непобежденным.

Джеймс опустил девушку на шкуры и, заметив, что она дрожит, укрыл одной из них. Потом предложил ей воды из кожаной фляжки. Сделав глоток, она вернула ее.

— Тебе не удержать меня; я воспользуюсь первой же возможностью и уйду, — заявила Тила. — Я выросла в гостиных, но уже хорошо знаю твои джунгли.

Он выгнул бровь.

— Бросаешь мне вызов? Тогда позволь заверить тебя: без моей воли ты и шагу не сделаешь.

— Будь ты проклят…

— Тила, убежав от меня, ты попадешь в руки другого воина и останешься не только без своих прекрасных волос, но и без скальпа.

— Освободившись, я бы избавилась и от этого фарса. Не все семинолы варвары…

— Меткое замечание, мисс Уоррен!

— Ты не больше семинол, чем белый. Только не говори мне о своей бронзовой коже — даже в жилах твоей матери течет кровь белых. Да ты скорее белый, нежели индеец…

— Тила, одна капля индейской крови меняет цвет кожи, ты знаешь это. Посмотри на мое лицо и сразу увидишь, что я индеец.

— Глядя на твое лицо, я понимаю, что ты создан двумя мирами.

— Тогда запомни навсегда, что жизнь сделала меня индейцем в душе.