И тут прибыл гонец. Дживс вошел в столовую и что-то тихо сказал Джаррету. Тот извинился и покинул комнату, оставив недоумевающих женщин. Через минуту Тара вскочила, Тила последовала за ней, и они, выбежав на крыльцо, увидели семинола с темным морщинистым лицом и длинными черными волосами, тронутыми сединой. Он сидел на тощей лошади, ожидая, пока Джаррет прочитает письмо.

— В чем дело? — встревожилась Тара.

— Ничего. Все в порядке, — ответил Джаррет и тут же заговорил с индейцем на его языке. Тот подавал реплики тихим голосом, так внимательно глядя на Тилу темными глазами, словно собирался кому-то рассказать о ней.

Она не поняла ни слова из беседы, но была уверена, что Джаррет предлагает индейцу гостеприимство. Тот взял кожаные мешки, принесенные Дживсом, видимо, поблагодарил Джаррета, но отказался взять что-то еще. Индеец явно не мог остаться. Махнув на прощание рукой Джаррету, он направил свою жалкую лошадь в чащу.

— Кто это? — спросила Тила.

— Может, вернемся за стол?

— Но…

Джаррет направился в дом. Женщины последовали за ним. Когда все снова уселись, Джаррет пригубил вино.

— Прошу вас! — взмолилась Тила.

Он удивленно посмотрел на нее и улыбнулся.

— Тила, ничего не случилось. Это был Джим Джонсон, метис из племени моего брата.

— Значит…

— Он привез известие от моей мачехи. Она сообщает, что жива-здорова и находится вне опасности.

— Мачеха! — изумилась девушка.

— Мэри Маккензи, — пояснила Тара.

— Мать моего брата. — Джаррет наблюдал за Тилой. — Она воспитала нас обоих.

— И она живет там… где-то, в то время как солдаты вроде моего отца выслеживают индейцев и убивают женщин и детей?

— Твоего отчима, — уточнила Тара. Но Тилу охватил гнев.

— Джаррет, как же вы допускаете, чтобы она жила в болотах и лесах, подвергаясь опасности?

— А разве я могу помешать ей?

— Но вы должны…

— Тила, — прервала ее Тара. — Мэри отказалась жить с нами. Я умоляла ее согласиться, и Джаррет тоже, как, кстати, и Джеймс. Ее жизнь тяжела и полна лишений. Но Мэри привыкла к ней и считает ее такой же полноценной, как и мы свою.

— Но… — снова начала Тила.

— Хватит! Я не имею права навязывать ей мой образ жизни! — взорвался Джаррет.

Но Тила не понимала, что зашла слишком далеко.

— А что, если солдаты победят? Что, если воинов убьют, а женщин и детей увезут на запад? Что вы будете делать тогда? Неужели вы позволите ей умереть?

— Тила, для некоторых образ жизни — это сама жизнь, — быстро вмешалась Тара. Только увидев выражение ее глаз, девушка замолчала.

Но было уже поздно. Джаррет вскочил, бросив салфетку на стол, однако задержался у ее стула.

— Не беспокойтесь, мисс Уоррен. Пока я дышу, ни одному члену моей семьи ничто не угрожает. Но я не намерен навязывать свои взгляды мачехе или брату. И я не могу воевать за Джеймса. Каждый человек ведет свою войну.

Он вышел. Тила жалобно посмотрела на Тару.

— Извини. Я не имела на это права, но очень удивилась, узнав, что его мачеха живет в джунглях… Тара покачала головой и чуть улыбнулась:

— Все будет хорошо. Джаррет ужасно страдает, тревожась за мачеху. Он боготворит Мэри, как и я. Джеймс и Джаррет умоляли ее после смерти Наоми переехать в Симаррон, но она так же горячо просила позволить ей остаться со своим народом и идти на юг.