Большую часть времени Гидеон проводил вне дома, занимаясь поместьем. Дел накопилось невпроворот.

Что стало абсолютно ясно в первый же день его пребывания в Пенрине в качестве хозяина, что Пенрин у него в крови. Что это его дом на всю оставшуюся жизнь.

Улети он даже в Константинополь, Пенрин все равно взывал бы к нему. Когда он увидел старый дом вновь, угрюмая, непрошеная любовь наполнила его, пронзительное понимание того, что Пенрину было предначертано принадлежать ему. Он не мог оставить этот продуваемый всеми ветрами уголок королевства заботам управляющего. Впрочем, одному Богу известно, для кого он стал бы хранить и лелеять эту землю. Он последний из Тревитиков. У него не будет наследников.

Эта печальная истина не давала ему покоя, преследовала его, не отпускала ни на миг. После трудового дня, когда Гидеон в полном изнеможении валился на кровать для того лишь, чтобы без сна слушать прибой и думать о Саре. Наконец он засыпал и во сне видел Сару, прикасался к ней так, как не смог бы прикоснуться к ней, бодрствуя.

С каждым часом навязчивое желание прикоснуться к ней усиливалось. С каждым часом боль от сознания того, что ему не дано прикасаться к ней, терзала его все сильнее.

Утром третьего дня своего пребывания в Пенрине Гидеон заперся в библиотеке, полный решимости навести порядок в счетах, оставленных его предшественниками.

Гидеон работал примерно час, когда сквозь высокие окна, выходившие на заросшую сорняками террасу, увидел Сару. И пыльные тома, лежавшие перед ним на столе, тут же утратили для него всякий интерес. Он поискал глазами Доркас или одного из тех деревенских мужчин, которых он поставил охранять Сару, но никого не увидел. Его гостья разгуливала по залитому солнцем росистому саду в одиночестве.

Сара остановилась на тропинке и подставила лицо бледному февральскому солнцу. Губы ее сложились в улыбку, которая была неосознанно чувственной.

Сердце Гидеона учащенно забилось. Сара просто великолепна.

Понимая, что напрасно терзает себя, Гидеон не в силах был оторвать взгляд от ее слегка покачивающихся бедер.

Гидеон склонился над гроссбухом, полный решимости не мучить себя необычайными мечтами. Но не в силах справиться с искушением, снова поднял глаза. Сара исчезла за живой изгородью из разросшихся камелий.

Отсюда начинался крутой склон к клифу. Принимая во внимание то состояние, в котором находилось поместье, тропинка, ведущая вниз, могла быть ненадежной. Камни могли обвалиться кое-где. Для того, кто не знал Пенрина, спуск мог оказаться опасным. Дьявол их побери, где же люди, которым велено за ней следить?

— Проклятие, — пробормотал Гидеон, захлопнул гроссбух, схватил со стола перчатки и бегом бросился за ней.

Чариз сидела на истертой от времени каменной скамье, когда услышала шаги Гидеона. Он очень торопился. Она не могла понять почему. Особенно если учесть, что он избегал ее.

Гидеон вышел на открытое пространство и резко остановился, тяжело дыша. Очевидно, он что-то искал.

Хотя она и поклялась себе, что в его присутствии будет вести себя как подобает леди, хотя и надевала налицо маску холодной вежливости всякий раз, когда им доводилось встречаться в доме, сердце ее учащенно забилось, а слова приветствия застряли в горле. Она не ожидала увидеть его этим утром, и все ее благие намерения рассыпались в прах, стоило ему появиться.

Он посмотрел в сторону моря, окинул взглядом склон и наконец повернулся к ней:

— Вот вы где.

Чариз судорожно сглотнула.

— Сэр Гидеон, что-то случилось?

— Я видел, что вы направляетесь вниз.

Он провел рукой по волосам, но вместо того чтобы пригладить их, взъерошил волосы.