Он отругал себя за невольно прорвавшийся сарказм. Не ее вина в том, что он стал развалиной.

Он вновь подошел к камину. Ее удрученно-мрачное лицо освещало пламя. В глазах появились незнакомые тени. Тени, которые он наслал на нее. Он обозвал себя эгоистичным скотом. Надо было снять комнату, отоспаться, а ее оставить одну.

Беда в том, что он не мог без нее.

— Чариз, с тех пор как меня вызволили, прошел не один месяц.

Лучше пусть она посмотрит неприглядной правде в лицо, чем тешит себя надеждой на то, что он сможет когда-либо предложить ей себя цельного — здорового и телом, и душой. Со здоровым сознанием.

— Физическое здоровье мое поправилось, насколько это возможно. Но демоны в моей голове так и остались.

Чариз снова судорожно сглотнула.

— Вы верите в то, что никогда не дотронетесь до другого человека?

— Без трудностей — никогда.

Она не сдавалась.

— Тогда как вы намерены консуммировать наш брак?

Он напрягся. Атака последовала неожиданно. Он буквально клещами вытащил из себя ответ:

— Я должен. Я это сделаю. Я смогу.

Что-то в его лице, должно быть, насторожило Чариз.

— Гидеон, в чем дело?

Он отшатнулся, хотя она не приближалась к нему.

— Все нормально.

— Где вы были сегодня ночью?

— Я уже говорил вам. Я пил. И не сошелся во взглядах с парочкой хулиганов. Им досталось больше, чем мне, о чем я рад сообщить.

Она приблизилась к нему на шаг. Юбки ее шелестели. Господи, только бы она не дотрагивалась до него. Не сейчас.

— Это не все.

Гидеон чувствовал угрызения совести. Он боролся с абсурдным желанием признаться ей во всем и получить отпущение грехов. Хотя знал, что отпущения грехов ему не видать ни за этот грех, ни за другие, куда более тяжкие.

Чариз ждала от него ответа. Странно, он выдерживал мучительные допросы в Рангапинди, не проронив ни звука, но многозначительное молчание жены заставило его выложить свои тайны как на духу.

О, черт, почему бы ей не узнать о том, что он сделал сегодня? Возможно, так даже лучше. Пусть поймет, за какого труса она вышла замуж.

Он вытянулся во весь свой немалый рост, повернулся и посмотрел на нее сверху вниз.

— Я заплатил шлюхе, — хрипло сказал он.

Лицо ее потемнело от обиды, и он почувствовал отвращение к себе. На грани тошноты. Она отступила на несколько шагов. Она дрожала.

— Что… что вы с ней сделали? — спросила Чариз.

И тут от запальчивости его не осталось и следа. «Что я с ней сделал? Ничего».

— Я не мог. Я думал… — О Боже, как унизительно. Он сжал кулаки. — Я думал… я думал, что причиню вам боль, когда лягу с вами. Я думал, что если выпущу пар, то для вас все пройдет проще. Я бы скорее отдал свою жизнь, чем… чем причинил бы вам боль.

Господи, он заикался, как застенчивый школьник.

Он рискнул взглянуть на нее. Как ни поразительно, губы ее сложились в слабую улыбку, хотя взгляд оставался серьезным.

— Я бы предпочла, чтобы вы сделали больно мне, чем пошли бы к другой женщине.

Он ожидал истерику, гнев, слезы. От шока он заговорил быстро и не заикаясь:

— Я надеялся, что с профессионалкой смогу совершить акт. Я никого не касался по своей воле после Рангапинди. Вы видели, что со мной происходит, когда я прикасаюсь к кому-нибудь. Я в чертовски плохой форме, чтобы совершить это с неопытной девушкой. Я надеялся… Если я смогу дотронуться до незнакомки, то смогу это сделать с вами, смогу совершить акт, не причинив вам боли.

И тут он признался втом, в чем не хотел признаваться:

— Но я не смог.