— Мама, я встретила хорошего, порядочного и любящего человека. Это Валид. Я обязательно рожу тебе внука, и не одного. Мы будем приезжать к тебе в гости.

— Валя, а может быть, ты беременна? — заметно испугалась мать.

— Нет, не беременна.

— Вот и правильно. Нечего египтян плодить. Пусть им их красотки уровень рождаемости повышают, а мы в России как‑нибудь с этой проблемой сами разберемся.

— Мама, Валид тебя любит, — перебила я свою мать и расплылась в доброжелательной улыбке. — Он просил тебе это передать. А его родители уже любят меня. Валид сказал, что они за нас молятся.

— Да на кой черт мне сдалась любовь этой обезьяны?! — не скрывая своей брезгливости, возмутилась мама. — Доченька, я приехала, чтобы достучаться до твоего разума. Пожалуйста, не меняй квартиру. Я тебя умоляю! Не отдавай наши деньги обезьянам.

— Мама, я приняла решение. Эту квартиру завещала мне бабушка, она записана на меня. Значит, я могу распоряжаться ею так, как мне захочется.

— Я все же надеялась, что ты распорядишься бабушкиной квартирой с умом. Если бы бабушка знала, что ты ее африканским обезьянам на бананы отдашь, она бы свою квартиру государству завещала. Валя, ты определенно меня пугаешь. Я не знаю, что мне сделать для того, чтобы ты опомнилась. Связать тебя по рукам и ногам? Упрятать в психиатрическую больницу?

Прислонившись к холодильнику, я с грустью посмотрела на мать и произнесла, не скрывая обиды в голосе:

— Мама, со мной ничего нельзя сделать, потому что я все равно поступлю так, как хочу. Вот уж не думала не гадала, что родная мать станет противницей моей свадьбы.

— Потому, что я и подумать никогда не могла, что ты выберешь себе такую страшную судьбу. — Мама встала и направилась к выходу. Остановившись у входной двери, она тревожно на меня посмотрела и честно призналась: — Я ведь приехала сюда за тем, чтобы у тебя документы на квартиру забрать. Думала, хоть это тебя остановит. Все обыскала, но документов не нашла. Видимо, я поздно приехала.

— Ты действительно поздно приехала. Я уже отвезла документы в офис фирмы, и на днях состоится сделка. Свою однокомнатную квартиру я собираюсь сдавать, а сама буду жить в Хургаде.

— Как знаешь. Ты уже достаточно взрослая, — со вздохом ответила мать. — Решила похоронить себя заживо — хорони. Когда твоя обезьяна промотает все твои деньги и ты будешь сидеть холодная, голодная и битая, мне не звони. Помощи не будет. Можешь каждый год рожать по маленькой обезьянке и на меня не рассчитывать. Я арабчонка никогда своим внуком не признаю. Так что будь счастлива, дочка.

— Спасибо, мама. Ты всегда можешь меня приободрить и успокоить.

Я надеялась, что мать не сможет уйти после таких страшных слов, произнесенных ею. Мне казалось, что она обязательно все поймет и простит, бросится мне на шею, но этого не произошло. Мать громко хлопнула дверью, а я медленно сползла по стене и заревела.

Весь вечер я сидела в одиночестве, глядя на темный экран телевизора, и ждала, когда позвонит мать и скажет мне о том, что погорячилась. Но не звонила ни она, ни Ленка, не звонил никто из моих друзей и знакомых. Все считали меня сумасшедшей и относились к моей любви как к временному помутнению рассудка, считая, что когда‑нибудь наступит прозрение, но будет уже поздно. Я хотела позвонить маме сама, но пересилила себя, потому что знала, что в сложившейся ситуации она мне не союзник.