Если герцог и не одобрял большие затраты на ее образование, он этого не говорил, а поскольку Сорильда выбирала для изучения предметы, которые интересовали ее больше всего, образование ее во всех отношениях напоминало образование молодого человека, а не юной девушки.

Годом раньше, когда Сорильде исполнилось семнадцать, гувернантка решила, что ей пора покинуть свою подопечную, иначе она будет слишком стара, чтобы найти новый пост. После этого Сорильда оказалась по большей части предоставлена самой себе, но по-прежнему сохранила уроки музыки и двух учителей, один из которых занимался с нею современными иностранными языками, а другой — классическими.

Тем не менее Сорильда подумывала над тем, как бы ей убедить дядю, что она выросла и больше не может оставаться в классной комнате.

Но тут появилась Айрис, и очень скоро Сорильда поняла, что в классной комнате ей больше не быть, а суждено оставаться в тени.

Как многие красивые женщины, Айрис совершенно не терпела никакого соперничества.

Она желала оставаться в центре внимания в любой момент дня и ночи.

На любую женщину, которую нельзя было определенно назвать старой или страшной, она смотрела как на возможную соперницу и, оказавшись в замке, была неприятно поражена внешностью Сорильды.

В этот момент, услыхав ответ герцога на слова жены и желая его успокоить, Сорильда сказала:

— Мне кажется, граф Уинсфорд награжден орденом Подвязки за то, что с самого начала поддерживал замыслы принца Альберта в отношении Хрустального дворца.

— Откуда тебе это известно? — задала вопрос герцогиня.

Прежде чем Сорильда успела ответить, заговорил герцог:

— Она права. Это чертовски глупая затея от начала до конца! Только сумасшедший мог решиться выстроить дворец из стекла и осквернить Гайд-Парк. Это величайшее мошенничество и обман, совершенные в нашей стране!

Герцог говорил гневно, но Сорильда припомнила, что один из членов парламента, выступая в палате общин, употребил почти те же самые выражения.

Несмотря на оппозицию не только со стороны таких известных представителей общества, как герцог, но и газет, строительство Хрустального дворца шло полным ходом.

— Попомните мои слова, — говорил герцог, и голос его звучал все громче, — вся эта затея окончится полным провалом. Ничуть не удивлюсь, если это здание рухнет в тот самый момент, когда ее величество будет открывать его!

Хмыкнув, он добавил:

— Чего можно ждать от подручного садовника, возомнившего себя архитектором?

Сорильда знала, что его слова относятся к Джозефу Пакстону, одному из самых выдающихся людей девятнадцатого столетия.

Он действительно начинал подручным садовника, но позже стал пользоваться покровительством герцога Девонширского и, не имея диплома архитектора, прославился как создатель большой оранжереи в Четсуорте, дербиширском поместье герцога.

Газеты с возмущением писали о том, что Пак-стон представил принцу Альберту примерную зарисовку Хрустального дворца, по сути напоминавшего теплицу невиданных размеров.

Дядя Сорильды был не единственным человеком, предсказывавшим катастрофу.

Сорильда регулярно читала газеты и обнаружила множество статей, писем и сообщений, в которых заявлялось, что здание это рухнет, что шаги многочисленных посетителей вызовут вибрации, которые неминуемо его разрушат.

Один из членов парламента, полковник Чарлз Сибторп, неистовый тори, объявил своим самым заветным желанием — «чтобы это проклятое здание, именуемое Хрустальным дворцом, развалилось на кусочки».

Иные были уверены, что здание не выдержит града, что его разобьет молния, зальет дождь. Однако строительство дворца продолжалось;

Сорильда читала, что оно близится к завершению, и даже у самых враждебных критиков появилось такое предчувствие, что должно произойти нечто необычайное.