Разве могло что-либо сравниться с горячей ванной в компании своего возлюбленного, который стер бы само воспоминание о длинном и трудном дне прелюдией к длинной и восхитительной ночи.

Прекрати!

Она не будет думать об этом снова. Не будет убеждать себя в том, что он позвонит, как убеждала все эти недели. Что он придет за ней. Скажет, что на самом деле он любит ее и все, что он сказал ей в последний день, – неправда.

Прошло немало времени, прежде чем она взглянула в лицо реальности, и теперь ей не хотелось от нее отворачиваться.

Кэм за ней не придет. Он даже ей не позвонит. И в этом не было ничего плохого. Ведь он не клялся ей в вечной любви. Он ее не любил. Это она его любила…

И она по-прежнему его любит.

Мысль о том, что она была в городе, где он живет и работает, что стоит ей позвонить, и она услышит его голос, просто убивала ее. Один звонок. Только один. Ей не придется ничего говорить, разве только несколько слов секретарше, а затем она услышит голос Кэма и добавит это воспоминание к остальным.

Внезапно ей показалось, что в воде стало холодно. Она вытащила пробку, вылезла из ванны, завернулась в очень тонкое и маленькое полотенце и открыла дверь…

За которой было темно.

Ее сердце лихорадочно застучало.

Как это объяснить? Она помнила, что оставила единственную люстру в их номере включенной. Даже если бы лампочка перегорела, в комнату должен был литься свет из окна. Она всегда тщательно следила за тем, чтобы окно было заперто – пожарная лестница, на которую оно выходило, не внушала ей доверия, – но она никогда не задергивала тускло-коричневые шторы, пока они с Джинни не ложились спать. Их комната смотрела на кирпичную стену, и заглянуть внутрь никто не мог. Тем не менее слабый свет, проникавший в нее с аллеи, которая проходила внизу, радовал глаз.

Может быть, Джинни уже вернулась? Могла ли она задернуть шторы? Могла ли перегореть лампочка в люстре?

Могло ли все это случиться одновременно?

– Джинни? – В шепоте Леанны были слышны как вопросительные, так и умоляющие нотки. – Джин? Это…

В темноте кто-то пошевелился. Человек. Высокий. Широкоплечий. Мужчина. Объятая ужасом, Леанна сделала шаг назад. Господи, господи, господи…

Луч света ударил ей в лицо. Она издала тонкий, пронзительный крик и вскинула руки, чтобы закрыть глаза.

– Здравствуй, Саломея, – произнес знакомый голос.

– Кэмерон?

Вместо испуга Леанна сразу почувствовала волнение. Он здесь! Он все-таки пришел за ней. Она прошептала его имя, бросилась к нему…

И замерла, когда луч света скользнул вниз по ее телу, с издевательской наглостью замер на ее груди, а затем вновь поднялся к ее липу. Многочисленные вопросы заслонили собой радость, которую она испытала, услышав его голос.

Как он попал в ее номер? Почему он ждал ее в темноте?

– Кажется, ты не очень рада меня видеть. Леанна резко отвернулась от холодного сияния.

– Свет, – сказала она. – Я ничего не вижу. Сноп лучей от фонаря опустился на пол. Она заморгала, пытаясь привыкнуть к темноте. Теперь она видела Кэма, который в сгустившихся сумерках казался пятном ваксы, медленно приближавшимся к ней.

Ее сердце забилось сильнее.

Она так хотела увидеть его, и вот теперь он рядом – но что она, в сущности, знает о нем? Он спас ее жизнь и занимался с ней любовью. А потом разбил ей сердце. Если забыть об этом, то он был для нее незнакомцем. Суровым и опасным незнакомцем.

Казалось, в самом воздухе витает напряжение.

Теперь их разделяли считанные сантиметры. Она быстро сделала шаг назад и уперлась лопатками в стену.

– Не надо, – сказала она, ненавидя себя за то, каким дрожащим голосом это было произнесено.