И снова — откуда-то изнутри — поднималось знакомое и успокаивающее ощущение правильности происходящего.

Правильно! Все было правильно! Все он сделал пра-виль-но!

Дипольд Гейнский вновь верил в себя и в свою правоту. И в душе не оставалось больше места для сомнений и угрызений совести. Тело полнилось силой и бодростью, сердце — непоколебимым спокойствием, в голове царила кристальная ясность мыслей.

Дипольд улыбался. Чрезмерно любопытный и невесть откуда взявшийся ворон оказал ему неоценимую услугу. Ну, а Фридрих… Что Фридрих? Отцовского трабанта найдут не сразу. Заходить в галереи, примыкающие к покоям пфальцграфа, запрещено и благородным обитателям замка, и челяди. Фридрихом же и запрещено. Но кто знает о том, что крепость нельзя покидать Дипольду? Только отец и Фридрих.

Отца сейчас нет в Вассершлосе. Фридрих мертв. Значит, самое время уехать с опостылевшего острова.

Улыбка пфальцграфа становилась все шире. Нет, его ждут не постыдное бездействие и прозябание в четырех стенах с арбалетчиками у бойниц. Дипольда Славного ожидают более славные дела…

К удивлению привратной стражи, гейнский пфальцграф неожиданно пожелал выехать на прогулку в гордом одиночестве. Бывший пленник Альфреда Оберландского не взял с собой даже приставленного к нему отцовского гвардейца. Каким-то образом смог не взять.

Подкованные копыта лучшего жеребца, выбранного Дипольдом в замковых конюшнях, глухо простучали по деревянному настилу моста. На берегу конь беззвучно ступил в мягкую мшистую землю. А уже несколько секунд спустя деревья скрыли от замковой стражи фигуру одинокого всадника. Дипольд прицокнул, вонзил шпоры в упругие лошадиные бока. Жеребец легким галопом понесся по протоптанной лесной тропе.

Стражники неодобрительно качали головами, вполголоса предрекая Фридриху, столь неосмотрительно отпустившему курфюрстова сына без охраны, большие неприятности. Но ни замковая стража, ни пфальцграф не обратили внимания на черную точку в небе. Ворон, следовавший за Дипольдом Славным, летел высоко и молча.

ГЛАВА 7

На стрельбище, обустроенном в небольшом ровном распадке меж каменистых горных склонов, выстраивалась очередная шеренга из десяти человек. Альфред Оберландский в сопровождении нескольких слуг и оруженосцев неторопливо прохаживался за спинами застрельщиков. Поигрывая маклерской оптической трубкой, маркграф осматривал непривычное еще глазу снаряжение и придирчиво наблюдал за выучкой солдат.

Да, тут было на что посмотреть. В руках у каждого стрелка — новый длинноствольный хандканнон, изготовленный в мастератории Лебиуса, и сошка-подставка для ведения огня с упора. На правом плече — подушка, смягчавшая немалую отдачу при выстреле. На боку — сумка с огненным снаряжением. На груди — широкая перевязь с кармашками — тоже для припасов. На поясе — узкий граненый клинок — короче эстока-штехера и кончара, однако длиннее мизерекордии и панцербрехера. Еще не меч, но уже не кинжал, а по сути своей — ни то и ни другое.

В рукопашном бою такой штырь-жало с рукоятью винтообразной формы можно использовать как обычное клинковое колющее оружие, а можно — вкрутив в специальную резьбу на конце ствола — намертво соединить с хандканноном, обратив его тем самым в тяжеловесное, но все же довольно эффективное подобие копья, а стрелка — в пикинера. Еще одно хитроумное и весьма полезное изобретение. Вполне в духе прагсбургского колдуна.