- Ты только об орудиях и говорить! А постели? - рассердилась, Шушик.

Действительно, «матрацы» из хвои пересохли, крошились и рассыпались. Из них вылезали и кололись жесткие ветки. Надо было освежить постели, подбавить в них и свежих веток и сухой листвы. Так, по крайней мере, думала Шушик.

- Он ведь известный охотник - зачем ему мягкая постель? - съязвил Саркис.

- Мягкая постель? Не о пружинных ли матрацах вы думаете? - насмешкой на насмешку ответил Ашот, хотя и почувствовал, что Шушик права.

Однако было поздно. Короткий день кончился, на дворе снова стало темно и холодно. Что можно найти в такое время?

- Ну, о еде и о постелях подумаем завтра. Поищем, - сказал Ашот. - А сейчас поговорим о том, как бы избавиться от этого проклятого дыма. - Он закашлялся и стал тереть слезящиеся от дыма глаза. - Совсем я от него ослеп. Гагик, не придумаешь ли ты чего?

- Отчего не придумать? Если лечь, дым не будет мучить, - хриплым голосом ответил Гагик и кивком головы показал на разлегшегося на полу Саркиса.

Сырые ветки шипели, дымились. Вход в пещеру был низкий, и клубы дыма скоплялись внутри нее, сгущались, поднимались к сводам. Действительно, только лежа можно было чувствовать себя сносно. И этот «рецепт» отлично усвоил Саркис.

Настроение у Ашота было скверное - самое подходящее для серьезного разговора с Саркисом.

И разговор получился неприятный.

- Саркис, - сказал Ашот, - мне не нравится, как ты себя ведешь. Все мы должны работать не щадя сил, чтобы не погибнуть. А двигаясь так, как ты…

- Я двигаюсь так, как привык! - резко прервал его Саркис.

- Я знаю, что ты так привык. Но тогда ты был дома и для тебя все было готово, а сейчас у нас нет ничего. Казалось бы, простая штука - огонь, но уже одна необходимость всегда его поддерживать требует от нас большого напряжения. Если все мы будем действовать, как ты, - даже хвороста для огня не сможем раздобыть, не говоря уже о еде.

Замечание было справедливым, но Саркис воспринял его болезненно.

- Выходит, что среди нас только я лодырь? - раздраженно спросил он.

«Ну как быть с этим человеком? - думал Ашот. - Все лихорадочно кидаются из стороны в сторону, каждый что - то делает для коллектива, а этот стоит, засунув руки в Карманы, или лежит у костра и плюет в потолок. Если же волей - неволей приходится идти на работу, плетется так, словно его на аркане волокут. И не сознает, что это противно, не терпит замечаний, оскорбляется…»

- Не обижайся, Саркис, не любишь ты работать, - мягко вмешалась Шушик.

- Этого еще недоставало, чтобы девчонки меня учили! Волос у вас длинный, да…

- Можешь не заканчивать! Знаю! - перебила его Шушик. - Но я напомню тебе, что, когда наша школа прокладывала аллею в Мейлу, ты тоже отказался участвовать.

- И хорошо сделал! Я буду надрываться, сажать вдоль дороги плодовые деревья, а каждый проходящий станет пользоваться ими? Нет уж…

Ашот с упреком покачивал головой и думал: «Каким языком говорить с этим парнем, чтобы он хоть что - то понял?»

Шушик напомнила сейчас о работе, начатой юными натуралистами под руководством Ашота, - работе, кстати сказать, с честью законченной.

Из Айгедзора до азербайджанского села Мейлу, богатого плодовыми садами, тянется среди хлопковых полей ровная дорога. По ее сторонам раньше не было ни деревца, ни кустика, а ведь это четыре километра! Под жгучим солнцем юга жарился путник, идя летом по этой дороге, обливался потом я мечтал о тени. И вот в начале прошлой весны пионеры двух сел - армянского и азербайджанского - решили насадить вдоль дороги фруктовые деревья.

Надо было видеть, с каким воодушевлением трудились ребята!

План посадок разработал кружок юных натуралистов Айгедзора, но в работе приняли участие почти все.