– Я мечтала искупаться еще в том месте, где нас застала буря, но нам пришлось спешно уходить. За неимением воды сгодится и песок. И вообще, что за вопросы?

Не буду же я говорить, что мне попросту неловко ходить грязной. При такой температуре, песке, который так и норовить попасть везде, куда только можно и нельзя, остаться чистой и пахнуть при этом розами сложно. Раньше я никогда об этом не задумывалась. Всё таки не так часто можно полностью расслабиться. Когда одна, думаешь совершенно о других вещах. Наверное, во мне просто проснулось и подняло голову моё женское начало, которое настойчиво требует, чтобы я выглядела как можно лучше рядом с мужчиной.

– Ничего, просто до сих пор не могу понять, как можно добровольно поджариваться при такой температуре, – ответил Вэй.

Я же вздохнула и легла, закрывая глаза, но свет всё равно проникал через закрытые веки, делая их чуть ли не прозрачными. Кожа нагревалась. Задержала дыхание, вслушиваясь в своё тело. Тепло и приятно. В одном мне точно повезло.

То ли меня так разморило, то ли просто не замечала, что на самом деле очень устала. Я уснула, не осознавая этого.

Снился сад, пение птиц, еще прохладный, весенний ветер. В воздухе то и дело летали лепестки. Кажется, цвела вишня. Я улыбнулась солнцу, прищуриваясь. Кто то тронул меня за рукав, привлекая внимание. Обернулась.

Рядом стоял улыбающийся мужчина. Я тут же попыталась вспомнить, кто это. На краю сознания что то маячило, но никак не могла ухватить ответ. Черные волосы, темные глаза и мягкая, доброжелательная улыбка.

Он звал куда то. С удовольствием последовала за ним. Что то тревожило, но я никак не могла понять что. Кажется, я люблю этого человека. Тогда почему где то в глубине рождается страх и паника? Я иду, знаю, что не должна, но внутри меня будто поднимаются пузырьки от счастья. Нельзя! Хочется закричать, начать сопротивляться, но я иду.

Он протягивает руку. Я с радостью вкладываю в его ладонь свою. Сердце готово выскочить из груди. Страшно. Не надо! Не ходи!

Темные коридоры, мерцающие факелы. Даже в этом мерещится неправильность, но я не замечаю её. Я, та, что во сне, не замечаю. Но та я, что вижу этот сон, понимаю, что никаких факелов тут быть не должно.

Он что то говорит, я же счастливо улыбаюсь и всем своим существом буквально липну к нему. Хочу быть еще ближе.

Страшно. Неправильно. В улыбке мерещится оскал гиены, а в добродушных глазах отблески, которые видятся мне огнями ада.

Темная комната. Всё те же факелы. Толпа в балахонах. На полу призывной круг. Откуда я знаю, что это?

– Мы кого то будем вызывать? – спрашиваю, буквально повиснув на его руке. Я так люблю. Никогда так не любила. Иногда даже начинает мерещиться, что это все дурман, какой то приворот.

Он что то отвечает, но я не слышу. С одной стороны, ощущаю радость, любовь и спокойствие, а с другой, все моё существо буквально бьется в истерике.

Сон смазывается. Откуда то приходит нестерпимый жар. Мне так больно, что хочется содрать с себя кожу. Ничего не вижу и слышу лишь гудение и ласковые слова, которые призывают меня немного потерпеть ради общего блага.

Блага? Общего? Почему я должна терпеть это для чьего то блага? Почему я? Вопросы теснятся в голове. Медленно сознанием завладевает ненависть и жгучее желание разрушить, разорвать, испепелить, чтобы все, наконец, прекратилось.

Сквозь огонь вижу черные глаза, которые еще недавно смотрели с любовью. Сейчас же в них ожидание и ледяное спокойствие.

– Ненавижу, – хриплю. – Проклинаю.

Я, желая стереть с его лица это сосредоточенное и равнодушное выражение, протягиваю в его сторону руку и вижу, как она вся объята огнём. Буквально чувствую, как кожа обугливается, лопается, причиняя нестерпимую боль. И в горле вместо слов рождается крик. Вместе с ним мир вокруг исчезает, погружаясь в огненную колыбель.