Мне нравилось тут…

Пересеченный нами пролив отсюда виделся как сплошная иссиня-черная стена воды, как застывшее в угрожающем наклоне цунами. Ни следа розовых сопок, мрачных, прильнувших к воде туч, айсбергов с пингвинами.

Большеухий выполнил обещание, открыл тропу на время нашего прохождения. При этом он постарался максимально нам навредить…

Внутри постоялого двора нам отвели две комнаты, отдельно для женщин и для мужчин. Дядюшку положили на лавку возле камина, хозяин заведения прислал двоих работников, чтобы те сделали кровнику массаж с травяными маслами. Тетя Берта, обычно такая ревнивая в вопросах врачевания, затихла и послушно ждала, пока лекари завершат свою работу. Они все-таки лучше представляли, как бороться против тварей из плоских миров…

Сорочку и бинты со спины дядюшки снять оказалось невозможно, их аккуратно спороли ножами. Когда вместе с нижними, промокшими от мазей и крови бинтами потянулась кожа, дядюшка вздрогнул и застонал. Тетя Берта до боли сжала мою руку, Анка вскрикнула. При свете мы смогли, наконец, разглядеть, что натворил Большеухий, и заодно я оценил усилия тети Берты. Она сделала все возможное, чтобы спасти своего двоюродного брата, но волшебницей тетушка не была. Четыре царапины на моей груди ныли и кровоточили под густым слоем лечебного состава, а у дяди Эвальда вспухла вся спина, от затылка до поясницы. Кожа сваливалась лохмотьями, как будто наш кровник угодил под душ из жидкого азота.

Возможно, так и было. Ведь никто не знает, из чего сделаны демоны.

— Что с ним? Боже мой, что с ним? — дергала меня Анка. — Бернар, как он мог идти в таком виде?! Они его вылечат, да?!

…Я не находил для нее слов. Дядюшка пришел сюда потому, что тетя Берта заговорила раны, заговорила его боль.

Тем временем к лекарям присоединились еще двое в длинных балахонах и с посохами. Сообща, вчетвером, они обсыпали дядю порошком пепельного цвета, затем сгрудились вокруг и запели. Когда один из травников повернулся, свет от лампы на миг угодил ему под балахон, и я увидел, что он не из породы эльфов, хотя пахло от него так же. Затем лекарь протянул руку за своим мешком… Вместо пяти пальцев, на долю секунды, мелькнули черные когти, как у ворона…

Травники в балахонах вообще не принадлежали к человеческой расе.

Они приволокли таз, наполненный пахучей коричневой жижей, обмакнули туда холстину и укрыли ею стонущего дядю. Затем подтащили лавку, куда чинно уселись вчетвером вдоль постели раненого. Периодически кто-то из них поднимался подкинуть дров в камин. От близкого жара холст на спине дяди испарял пропитавшую его жидкость, в комнате довольно вкусно пахло травой, но было очень жарко.

Мы тоже сидели очень тихо, боясь пошевелиться. Минут через двадцать кровнику стало лучше, он открыл глаза, улыбнулся и подмигнул мне. Я подмигнул в ответ, хотя мне очень хотелось заплакать. Но плакать было нельзя, и вовсе не потому, что мужчины Фэйри стыдятся слез… Это обычные придумали, будто мужчина во всех ситуациях должен вести себя как истукан.

Просто я чуял, что все бесполезно.

Тетя Берта тоже это понимала. Садятся в ряд возле больного только тогда, когда он считается умирающим. Это древний обычай, в Измененном мире он давно считается пережитком. Обычные так не поступают, и Фэйри, чтобы не выделяться, тоже прекратили так поступать.

— Уважаемые кровники, я могу ли чем-то помочь? — Тетушка не находила себе места. — Лекарств из полей верхних и целебных трав немало с собой имею.

— Уважаемая кровница, повреждения силы жизненной невозможно целебными травами лечить, — вежливо, но так и не повернувшись, ответил седой старик.