Нет, под гнилой корягой, торчавшей из заросшего берега над водой, ничего интересного или опасного не наблюдалось, мужчина просто задержал дыхание и сжал губы, чтобы не закричать от боли – дикой, острой, взявшейся ниоткуда боли, разрывающей уже пару часов весь его организм. Хотелось выть, орать, кусать свои страшные руки, раздирать кожу и выцарапывать глаза, готовые вытечь от внутренней нестерпимой рези. Мелкая дрожь, иногда переходящая в конвульсии, колотила беднягу совсем не от холода или страха. Он начал осознавать, что произошло и в кого превращается сейчас, превозмогая адские муки, видя участки своего тела, различая в предрассветных сумерках необычного цвета кровь. Собственную кровь, не похожую ни на что. Она была оливкового оттенка, а при бледном свете уходящей луны вообще казалась цвета хаки. И от понимания этого, как и от ощущения полной перестройки организма, голова мужчины еще больше раскалывалась, буквально взрывалась.
– Что же с тобой происходит, Корсар?! – прошептал человек, шевеля тонкими синими губами на грязном мокром лице. – Вот ты по… попал! За что-о? Почему-у мне это-о…
Очередной приступ боли заставил его согнуться и застонать. А следом раздался дикий громкий рев. Рев нечеловеческий, такой, что леденит душу в самых ужасных фильмах, какой не мог принадлежать представителю гомо сапиенс. Речка на миг превратилась в подобие вскипевшего супа, брызнув во все стороны мальками и головастиками, а с прибрежных кустов вспорхнули и разлетелись почти невидимые птички. Мир вокруг в один момент превратился в зловещую пустоту. Корсар (или тот, кто недавно им был) взвыл, выгнулся дугой и зашлепал руками по воде. Причитая на всю округу:
– Н-нет! Не-ет… За что-о-о?..
Луна еще раз бросила печальный взгляд на эту по-прежнему грешную землю и скрылась за сплошной черной пеленой, позволив мгле вступить в свои владения. И никто еще не знал, что принесет сегодняшний день и будет ли он вообще…
Бойцы, прочесывающие местность в искомом квадрате, шагали цепью, выставив вперед стволы, освещая округу лучами многочисленных тактических фонарей, размещенных на шлемах и под дулами автоматов. Приборы на предплечьях военных тщательно сканировали местность, внимательные глаза шерстили сектора по ходу маршрута, обученные собаки кинологов не лаяли, а тихо исполняли свои обязанности, вынюхивая воздух и следя за флорой. В небе барражировал вертолет, прожектором освещая пятачок земли внизу, суживаемый военными. Боевая техника с пулеметными расчетами колесила по лесным и проселочным дорожкам, окаймляющим нужный квадрат. Никому не удалось бы вырваться из этой ловушки! А уж тем более раненому.
Стороны квадрата, в котором подразделение зачистки прочесывало сектор, стали вытягиваться, нарушая равносторонний прямоугольник. Это с восточной стороны бойцы, заходящие с реки, вынуждены были расстроить шеренгу из-за водной преграды и труднопроходимого берега. Самый крайний из них, сержант мотострелков, боязливо всматривался в сумерки, в очертания плеса, подолгу изучая коряги и бобровые плотины. Он включил гарнитуру связи и обратился к командиру:
– Это сержант Бушуев. Мы имеем разрешение на проверочную стрельбу по подозрительным местам?
– Подозрительные места, сержант, нужно тщательно осматривать, – ответил наушник голосом лейтенанта, – не пропускать ни одного метра. Такая была команда сверху.
– Я в реку не полезу, тут течение, коряги, омуты и подводные твари.
– Надо будет – полезешь, умник!.. Ладно, понял тебя… Прозондируй кусты и завалы тщательно, огонь разрешаю.
Сержант усмехнулся, смачно сплюнул и медленно поднял автомат:
– Егоров, прошерсти вон ту плотинку и завал на том берегу. Я поупражняюсь с кустами… Какие-то они мутные, блин!
– Есть, – вяло ответил идущий слева пулеметчик, повернулся к сержанту и стал сокращать дистанцию между ними, приближаясь к реке. |