Эмир хочет сказать что-то ещё, но в кибитку входит ещё один миркхи́ец.

— Эмир, к вам просится жена.

— Какая? Их у меня четверо.

— Оюна, мой господин.

— Скажи, что я приму её позже.

За пределами кибитки слышится высокий недовольный женский голос. И эмир, вздохнув, кивает:

— Нет, всё же запусти её сюда.

Миркхиец отходит назад и отдёргивает полог, впуская женщину. Она семенит коротенькими ножками к трону, бросая на меня взгляды, полные ненависти.

— Что тебе, мать моих сыновей?

— Убей ведьму немедля. Она угрожала твоим сыновьям. Говорила о злых духах, что может напустить на них.

— Вот как? И когда же она успела это сделать? Стража?

— У входа в вашу кибитку, эмир, — подаёт голос один из стражников.

— О, на твоём пороге… И она ещё жива? — возмущению Оюны нет предела.

— Я непременно разделаюсь с ней так, как посчитаю нужным. А теперь ступай, Оюна. Я приду к тебе вечером.

На лице женщины расплывается улыбка, и она, торжествующе взглянув на меня, спешит прочь. Эмир причмокивает губами и морщится от досады.

— Чем больше жён, тем больше проблем. Я даже рад, что небеса избавили меня от пятой, — тычет он в мою сторону пальцем, — от тебя было бы ещё больше раздора. Гораздо проще иметь рабынь. Итак, скажи, где ваш правитель? Он позорно бежал из города, оставив его на попечение шлюхи?

— Нет. Ему перегрызла глотку пантера. Та самая, голову которой пинали в пыли твои дети.

— Мальчишки. Что с них взять. У каждого возраста свои причуды и предпочтения.

Сальный взгляд, не таясь, гулял по моей фигуре.

— А что с остальным населением? Куда делись все женщины и дети?

— Спроси об этом у своих шаманов. Я была слишком занята обороной города, чтобы следить за наседками и их выводком.

— Не стоит дерзить мне. Твоего города больше нет, как и твоего величия. Сейчас ты стоишь передо мной и моими людьми. Просто ещё одна девка из тысяч других. Только и всего. По моему приказу тебя могут кинуть на забаву воинам моего улуса. А после того как каждый из них отдерёт тебя вволю, тебя закатают в сырой войлок и оставят сушиться на солнце. Но… ты можешь избежать этой участи. Если ты как следует порадуешь сейчас меня и моих людей, займёшь место среди моих рабынь. Станцуй для нас.

Миркхийцы довольно осклабились. Кто-то затренькал на трёхструнке. Противное «дзынь» било по ушам. Я стояла не шелохнувшись.

— Танцуй, — нетерпеливо хлопнул в ладоши эмир, сев на горе подушек, — танцуй же!

Голос его исполнился угрозы, колкой и холодной.

— Эй вы… Кажется, что нашей гостье кое-что мешает. Разденьте её.

Приказ исполнился немедленно. Ткань, разрываемая сильными руками, жалобно затрещала. Обнажённое тело покрылось мурашками от прикосновения лёгкого дуновения воздуха. Трёхструнка продолжала назойливо выводить какую-то мелодию. Я стояла без движения, едва сдерживая порыв прикрыться руками от мерзких, липких взглядов, цепляющихся за кожу.

— Я научу тебя быть покорной и стремиться как можно быстрее угодить господину.

Эмир потянулся, доставая из вороха подушек кнут, и замахнулся. Свист — и кончик кнута хлопает около моих ступней с одной стороны. Ещё один взмах — и он подбирается чуть ближе. Вновь свист кнута в воздухе и хлыст опускается на ногу, рассекая кожу ниже колена. Я непроизвольно дёрнулась вбок от боли, но больше не сделала ни одного движения. Эмир, прищурившись, вновь размахивается и опускает руку, глядя мне за спину.

— О мой дорогой друг!.. Присаживайся.