|
Татарка, тридцати лет от роду, счастливая обладательница двух мальчиков-близнецов десяти лет, сдала их в интернат, откуда их только на выходные забирали ее пожилые родители, в то время как сама она жила с Зидом. Жизнь Зида и Татарки напоминала какой-то вечный, наполовину хиппи, наполовину милитари, балаган. Лысина Зида и дреды Татарки между собой контрастировали так же, как его насупленность, камуфляж и немецкая полицейская куртка – с ее щебетаньем, юбками, яркими кофтами и вечными фенечками, или его грузная фигура – с ее аппетитными формами. Однако они были в полной гармонии.
6. «Rammstein»: «Moskau»
Москва. Город, где менты могут наступить на колено или голеностоп спящему бродяге, чтобы понять – спит он или сдох, и эти же менты никогда не проверят его документы, не пробьют, из-за своей брезгливости, а между тем – он может запросто оказаться беглым убийцей, который раскроил черепа целой семье, а теперь ему каждый день в ладошках подают мелочь детки, приучаемые мамами к доброте. Москва. Город, в котором ты можешь нюхать кокс нахаляву, а назавтра не иметь ста рублей на сигареты. Драматичный, непредсказуемый, яростный город, вместилище, источник и адресат самой большой моей любви. Поиски «бегунков», то есть сбежавших из дому детей, – это возможность быстро прочувствовать дух Москвы. В сбежавших из дому подростках живет неприкаянность и жажда приключений. Каждый из них в этом смысле – мой брат.
И тут, как назло, падает поиск. Ховрино. Одновременно в гости приходит старина Джек Дэниэлс. Дилемма не из простых. Но мы выбираем поиск. Пропал ребенок – 12 лет, а народу много не соберется, потому что все уже спят. Метро закрыто. Нас на поиск забирает Абрамс – чувак лет 30 на старом, наверное, его ровеснике, ржавом «Чероки». Абрамс одет как попало, плохо пострижен, в общем – соответствует своей тачке. Хрупкий и Абрамс всю дорогу трепятся о каких-то компьютерных хреновинах, так как оба – сисадмины. Мне скучно, я жалею, что мы оставили Джека одного. Бодрой троицей мы прибываем в штаб. Из-за тотального отсутствия круглосуточных кафе да и вообще чего бы то ни было круглосуточного в Ховрине штабом становится «хомяк» Жоры. Картина такова: мальчик, 12 лет, сбежал сегодня, прихватив немного денег. Пацан довольно боевой, лазал по забросам. Забросы ближайшие уже осмотрели, осталась только легендарная Ховринская больница, но в нее пока не суемся, нет на то указаний. Для начала проверим друзей, больницы и подъезды. Нам достаются подъезды. Схема действий такая: пришел, прилепил ориентировку, оставил человека внизу (чтобы бегунок, который может там прятаться, не сбежал от тебя) и пытаешься войти в подъезд. Войти внутрь ночью – сложно, ведь почти на каждой двери домофон. Нужно звонить в первую попавшуюся квартиру или искать код. Код в 90 % случаев нацарапан где-то на стене в радиусе трех метров. Почтальоны, курьеры, бомжи и подростки специально оставляют пометки, здорово упрощая себе и нам жизнь. Московские подъезды, их черные лестницы по ночам – это настоящая галерея быта и нравов. Как только ты вошел, поднимаешься на последний этаж и шуруешь вниз по лестнице, проверяя все лестничные клетки. В это время ты можешь увидеть: спящих бомжей, трахающихся людей, задумчивых курящих стариков в креслах на балконе или прямо на лестничной площадке, пьяницу или героинового наркомана, который спит враскоряку прямо на ступеньках, и много чего еще. Если на секунду остановиться и задуматься, то в этих персонажах можно разглядеть себя или узнать своих знакомых; типичность этих лестниц порождает типичность обитателей и – даже шире – типичность судеб вокруг. Но тебе некогда остановиться. Все это мелькает перед тобой, шприцы хрустят под ногами, двери хлопают, этаж пролетает за этажом, ты спешишь, потому что за ночь нужно проверить десяток, а порой и более подъездов домов высотой в 9, 12, 16 этажей. |
