...Я передаю этот диалог в подробностях отнюдь не для красного словца. Просто так легче поймать нить. Но, чтобы вам не наскучил рассказ, изложу остаток беседы вкратце. Вы, вероятно, пока не догадываетесь, чего я добивался от Кинуё-сан.,.

Итак, в то утро Манъуэмон ушел из дома не позавтракав. Ночи осенью темные, и в четыре утра не видно ни зги.

...Меня трясло, ладони вспотели, но я продолжал допрашивать Кинуё-сан, испытывая при этом азарт игрока. Подтвердятся или нет мои подозрения?

— Итак, с вечера и до утра вы так и не видели лица вашего мужа и голоса его почти не слышали, верно?

Кинуё-сан оторопело взглянула на меня, пытаясь постигнуть смысл вопроса. Через мгновенье лицо ее исказилось. На нем был написан такой безграничный ужас, словно она увидела привидение.

— Что вы хотите сказать? Что это значит? Ну не томите меня, скажите же наконец!

— Вы уверены, что это действительно был ваш муж? Ведь вы толком его и не рассмотрели. А он молчал. С вечера и до утра. Вдумайтесь хорошенько. Неужели супруг не сказал бы вам за все это время хотя бы словечко? Ведь должен же он был дать какие-нибудь указания перед отъездом!

— В самом деле... Еще ни разу такого с ним не случалось... Что же это такое? Нет, я просто с ума схожу... Говорите же, говорите всю правду!

Думаю, вы можете вообразить себе ужас и изумление Кинуё-сан в ту минуту. Я не решился сказать ей впрямую, и сама она не стала затрагивать эту тему, но ведь если в ту ночь рядом с ней оказался не Танимура, значит, Кинуё-сан совершила грехопадение. Насколько я знал от своей жены, Манъуэмон вел себя в ночь убийства не так, как всегда. Он то смеялся, то плакал, и горячие слезы заливали лицо Кинуё-сан. Прежде я думал, что причина столь необычного поведения — раскаяние и тоска перед вечной разлукой. Но если то был не Манъуэмон Танимура, то безумные ласки, смех и рыдания обретали иное значение...

Возможна ль такая нелепица? — спросите вы. Но выдающиеся злодеи всегда делали то, что вообразить себе почти невозможно.

...Положение Кинуё-сан было плачевным. Ведь она же не виновата, что обозналась. Сама мысль о подобном была за гранью возможного. Удивительно, психика человека столь же подчинена закону инерции, сколь и бездушные вещи. Если преступник неотличим со спины от жертвы, то и Кинуё-сан могла легко принять его за собственного супруга. И пока не возникли особые обстоятельства... Впрочем, обстоятельства эти имели место, но тем не менее Кинуё-сан осознала свою ошибку только теперь. Невозможно в это поверить, но она приняла сидевшего в кабинете убийцу за Танимуру, и все последующие события — сцена в постели, расставание — происходили под знаком этого заблуждения. Злодей действовал осторожно, он предусмотрел все до мелочей — даже поломку лампы. Как рассказала Кинуё-сан, потом приходил монтер и проверил линию, но все оказалось в порядке; тогда он открыл щиток, и обнаружилось, что кто-то просто отключил электричество. Без сомнения, преступник сделал это, когда весь дом погрузился в сон. Он правильно рассчитал: кому придет в голову открывать щиток в суматохе отъезда?

— Но... Но если не муж... то кто же тогда? — со страхом спросила Кинуё-сан, едва сдерживая рыдания.

— Если я прав — а я безусловно прав, — с вами был Сойти Котоно.

При этих словах красивое личико Кинуё-сан исказилось, как у маленькой девочки, которая вот — вот разревется.

— Нет! Не может быть! Что вы несете?! Такое в кошмарном сне не приснится. Его же убили вечером того дня! — твердила Кинуё-сан, пытаясь отмахнуться от чудовищной правды.

— Увы! Мне больно говорить вам об этом, но убили не Сойти — а вашего мужа.