Два дня новорожденной Янамарской республике исполнилось, а на третий явился в Дэйнл от тива Хереварда переговорщик – гладкий и наглый, чтоб переговоры, значит, вести. А предмет тех переговоров был понятен даже козе. От Эска Янамари отложилось, пожалуйте теперь под руку Благословенного Святого. И графа своего, эскова выкормыша, изменника и бунтовщика, извольте из кладовки извлечь да и выдать на справедливый и скорый синтафский суд. Но тут нашла коса на камень, и революционный комитет, как та коза, уперся рогом.

Самый невзрачный из визитеров вышел вперед и, небрежно кивнув узнику, заявил:

– Добрый день, гражданин Никэйн. Мое имя Камилен, гражданин председатель Камилен. У вас имеются какие-нибудь жалобы или пожелания?

Владелец крошечной типографской мастерской, перебивавшейся редкими заказами рекламных листков, сделал большой карьерный скачок, как на взгляд графа. Ни барона Шэби, ни хозяина мануфактур средь нового руководства не наблюдалось, что показательно. Либо эти ушлые «граждане» скомпрометировали себя слишком высоким происхождением, либо решили остаться в тени, на случай резкой смены политической обстановки. Что тоже разумно.

Прислуживавшая Рамману женщина, к его удивлению, также состояла в рядах Комитета.

«Революционные нравы? Или подачка простолюдинам?» – вопрошал себя Рамман, разглядывая разношерстную компанию.

– Нет, кроме того, что меня беззаконно лишили свободы, никаких претензий у меня нет, господин Камилен, – признался узник честно.

– Гражданин Камилен, с вашего позволения, – поправил его владелец типографии, многозначительно сверкнув очами. – Это принципиально. Видите ли, в Янамарской республике прежние сословия, согласно воле народа, отменены. Касательно же вашей свободы… Полагаю, надо перейти прямо к делу. В Дэйнл прибыл эмиссар Хереварда Оро. В том числе и по вашу душу, гражданин. И его настоятельные пожелания вашей передачи в руки Синтафа, признаюсь честно, ставят Комитет Общественного Благоденствия перед дилеммой… – и видно было, что он наслаждается всеми этими звучными названиями.

«Гражданин» выходило рычащим, так же как сладкие для слуха любого революционера слова «принципиально» и «эмиссар». Охваченного высоким гражданским порывом Камилена распирало от гордости за себя, такого умного и достойного патриота Янамари. И Рамман не видел причин, отчего бы ему не спустить выскочку из заоблачных высот на землю.

– Видите ли, гражданин Камилен, решение разного рода дилемм как раз и входят в обязанности… хм… руководителя, – улыбнулся граф вежливо.

– Бесспорно. И ваша ирония, безусловно, оправданна. Однако давайте начистоту, гражданин граф. Республика сейчас оказалась между двух огней и вести войну на два фронта неспособна.

«Вот уж точно – бесспорно, – согласился Рамман. – Хорошо хоть ты это понимаешь».

– Цена же договора с Синтафом – ваша голова. Однако… Вы были хорошим графом, народ вас любит. И выдавать вас на расправу эсмондам – не только преступно, но и неразумно. Впрочем, Комитет пойдет на это, если вы, гражданин, не подчинитесь воле народа и не присягнете Республике. Я не требую немедленного ответа. В вашем распоряжении, по меньшей мере, сутки на размышление. Завтра после полудня посланник Хереварда прибудет вновь. К тому времени Комитет должен будет что-то ему предъявить: или пленного заговорщика и мятежника, или… лидера, облеченного доверием народа и Республики.

Скорое появление Хереварда Рамман предвидел и даже ожидал, но не так быстро. Значит, его опасения подтвердились, и нынешний бунт все-таки спровоцирован эсмондами.