Из транса Александра Марковича вывел Гоша, который до этого тихо подхныкивал и вдруг разразился резким, громким криком. Жена схватила сына и приложила его к груди. К счастью, Гоша взял грудь и начал сосать.

– Прости меня, – тихо сказал Александр Маркович, – я совсем с ума сошел.

Жена хотела сказать что-нибудь едкое в ответ, но благоразумно промолчала. Она больше не была его любимой женщиной. Она была матерью его обожаемого сына.

Вечером, когда Гоша был уложен, Александр Маркович принес жене чашку чая в постель, чего не делал после рождения сына.

– Спасибо, – сказала жена. Она была тронута.

– Мусичка, прости меня, – сказал он.

– Ничего. Тебе поспать нужно. Это от недосыпа.

– Да, конечно.

– Спи, я встану к Гоше ночью, – великодушно предложила жена. Вставать ей совсем не хотелось, но она понимала, что мужу нужна передышка, иначе в следующий раз он ее точно убьет из-за какой-нибудь мелочи. – Ты только разбуди меня, если я не услышу.

– Ты? Встанешь? Зачем? – испугался Александр Маркович. – Не надо, я сам. Спи. Тебе нужно высыпаться, чтобы молоко было.

Неизвестно, чего больше боялся Александр Маркович – того, что у жены молоко пропадет, или того, что он потеряет контроль над ситуацией хотя бы на несколько часов. На жену надежды не было. Она обладала на удивление здоровой психикой и на сон не жаловалась. Легко и быстро засыпала, глубоко спала, вставала выспавшаяся. Не слышала шума улицы, криков соседей. Могла спать при свете и незадернутых шторах. Александр Маркович просыпался, стоило Гоше пошевелиться под пеленкой. Жена просыпалась, когда Гоша начинал плакать. Но эта особенность имела и оборотную сторону. Александр Маркович с хроническим недосыпом мог работать, соображать и не кидался на людей. Она же, привыкшая к полноценному непрерывному девятичасовому сну, ходила вареная, отупевшая и злая целый день, встав на два часа раньше обычного.

– Гоша сегодня ночью бурчал, – говорил утром Александр Маркович.

– Да? Я не слышала...

– Мы ушли, чтобы тебя не будить. Мы и песни пели, и гуляли... потом подремали немного вместе.

Жена ничего не слышала. Она даже не слышала, как вставал муж и подходил к сыну, хотя кроватка стояла с ее стороны кровати.

– А сколько нужно детей грудью кормить? – спросила она, решив зайти издалека.

– До года – точно. Это же иммунитет на всю жизнь, – ответил Александр Маркович. – А что?

– Ну, бывает же так, что молока мало или оно пропадает... – осторожно продолжила жена. – И ничего, дети вырастают на смесях. Нормальные...

– Ага, все в диатезе и болячках. Даже слышать не хочу. Бедные, бедные... Да таких родителей... не знаю, что с ними надо делать.

– Но послушай, – возмутилась жена, – нельзя так говорить. Бывают операции у женщины, стрессы, трагедии, мало ли что, она же не виновата, что молоко пропало...

– В таких случаях – да. Но у нас такого не будет, правда, маленький, – привычно засюсюкал Александр Маркович, – мы будем молочко кушать. Вкусное, полезное. А не всякие гадкие смеси...

– Не сюсюкайся, – оборвала его жена, – не люблю. И почему ты говоришь «мы»?

– Не сердись, Мусичка...

Стоило Гоше раскричаться больше обычного и поплакать подольше, Александр Маркович прижимал мальчика к груди и несся в поликлинику.

– На что жалуетесь? – устало спрашивала врач.

– Он плачет! – говорил Александр Маркович так, как будто сейчас обрушится мир.