Из окон открывался великолепный вид на город, который Дадли считал своей собственностью. Еве оказалось достаточно одного взгляда, чтобы понять это. Стол у него был размером с ратушную площадь какой-нибудь северной столицы, а одна из стен сплошь увешана экранами, на которых возникали изображения разных районов Вашингтона. На другой стене висели фотографии с изображением Дадли в обществе глав различных государств, членов королевских фамилий, послов. Коммуникационный центр мог соперничать с центром, установленным в НАСА.

Но все это блекло по сравнению с самим хозяином кабинета.

Он оказался громадным детиной, ростом под семь футов, с широким загорелым лицом и седой стрижкой ежиком. На его огромных руках красовалось два кольца: одно — золотое обручальное, а другое — указывающее на принадлежность к высшим военным чинам.

Он стоял, несокрушимый, как скала, и изучающе рассматривал Еву. Пибоди он не удостоил и взглядом.

— Лейтенант, насколько мне известно, вас интересуют обстоятельства смерти сенатора Перли?

«Разговор без предисловий», — отметила про себя Ева.

— Да, мистер Дадли. Я хочу выяснить, не связана ли смерть сенатора с делом, которое я сейчас расследую. Мы будем крайне признательны, если вы окажете нам посильную помощь.

— На мой взгляд, вероятность того, что эти дела как-то связаны, практически равна нулю. Но, прочитав ваше досье, я решил разрешить вам ознакомиться с делом сенатора.

— В нашей работе не следует упускать из вида даже мелочей.

— Согласен. Одобряю ваш подход к делу.

— Могу ли я спросить, знали ли вы сенатора лично?

— Знал и, хотя не вполне разделял его политические взгляды, считал его истинным слугой народа и человеком высоких моральных принципов.

— Как по-вашему, мог ли такой человек добровольно лишить себя жизни?

Дадли на мгновение отвел глаза.

— Нет, лейтенант, я бы посчитал, что нет. Именно поэтому я и пригласил вас сюда. У сенатора осталась семья. Кстати, в том, что касалось семьи, наши с ним взгляды совпадали полностью. И самоубийство с этими взглядами никак не вяжется.

Дадли нажал на какую-то кнопку и повернулся к экранам.

— На первом экране его досье. На втором — сведения о финансовом положении. На третьем — о политических взглядах. На ознакомление с этими данными вам дается один час. Учтите: в кабинете установлены видеокамеры, и вы будете находиться под наблюдением. Через час за вами зайдет сержант Хоббс.

Дадли вышел из кабинета, и Ева выразила свое к нему отношение, одобрительно хмыкнув.

— Он постарался создать нам благоприятные условия. Возможно, он лично и недолюбливал Перли, но, судя по всему, относился к нему с уважением. Ну что ж, Пибоди, приступим.

Ева уже успела оглядеть помещение и заметила все камеры и магнитофоны. Она встала так, чтобы Пибоди максимально прикрывала ее. Вытащила из-под рубашки бриллиант, висевший на цепочке, и стала якобы машинально вертеть его в руках, умудрившись при этом незаметно включить камеру.

— Безукоризненная жизнь, — сказал она вслух. — Никаких нарушений закона. Родители женаты, живут в Кармеле. Отец военный, дослужился до полковника. Мать — медик, ребенка воспитывала сама, уйдя на это время с работы. Воспитание было дано хорошее.

Пибоди не сводила глаз с экрана, а Ева продолжала, на всякий случай голосом дублируя изображение:

— Образование отличное, закончил Принстон. В тридцать лет женился. Ребенок один, мальчик. Она перевела взгляд на второй экран.

— Член либеральной партии. Выступал против нашего старого знакомого Дебласса по вопросам, касавшимся запрета на оружие и билля о нравственности, принятие которого пробивал Дебласс.