– Постарайся привыкнуть. Я разговаривал с хирургом, он приедет сегодня проверить, нет ли инфекций и тромбов. По-моему, все нормально, но лучше подстраховаться.

– Как скажешь, Рене. А что папа?

Густые черные брови Маккаферри нахмурились, и он взглянул на меня.

– При нем можно.

– Без изменений, – сказал доктор и повернулся, чтобы уйти.

– Хорошо. Спасибо, Рене. Как всегда, огромное спасибо.

Маккаферри остановился у двери.

– "Всегда" бывают разные.

На глазах Даггера выступили слезы.

Когда дверь закрылась, я сказал:

– Извините, что добавил вам лишних проблем.

Мы оба знали, что я имел в виду. Жизнь уготовила ему двойную порцию горя. Ожидание грядущей потери, да еще тоска по сестре, которую Бен так и не узнал толком.

Едва встретил и сразу же потерял.

Даггер повернул голову набок, отчаянно борясь со слезами.

– Я понимаю, дорога в ад вымощена благими намерениями. Но видимо, я отношусь к людям, которые еще принимают в расчет намерения. Что бы вы ни делали, вы поступали таким образом потому, что вам была небезразлична судьба Лорен... У меня в горле пересохло, вы не дадите мне воды?

Я налил газировки в пластиковый стаканчик и поднес его к губам Даггера. Он выпил.

– Спасибо. Как долго вы ее лечили? Расскажите мне, расскажите все, что можете.

Он свою историю уже поведал, так что оставалось только отплатить тем же. Я начал рассказывать, говоря словно на автомате, пока другое полушарие моего мозга вспоминало.

Волнение, появившееся в его глазах, когда Майло упомянул Лорен... То был не страх, а боль. Боль несчастного человека, вновь оказавшегося одиноким.

– Мы с Лорен решили сделать все правильно, а не просто огорошить семью этой новостью. Нужно было подумать об Аните – болезнь отца она восприняла тяжелее, чем я предполагал. Она всегда тяжело переносила перемены. И отец тоже. Меня беспокоило, как новость отразится на его состоянии. Лорен согласилась со мной. Она хотела, чтобы все прошло либо хорошо, либо никак. Она сказала, что отец знал о ее существовании. Несколько лет назад, когда мать Лорен написала ему, он звонил, хотел ее увидеть, однако мать не разрешила. Сказала, что у Лорен эмоциональные проблемы и она не готова к встрече. Отец пытался увидеться с ней еще несколько раз, а потом отступил. Это было так на него похоже – сделать предложение, а потом не давить. Я не знаю, может, это недостаток характера – своего рода эмоциональная лень. В детстве я иногда чувствовал, что отец ведет себя несколько отрешенно, будто его не волнует происходящее вокруг. С другой стороны, хорошо, хоть не давил на нас с Анитой... В случае с Лорен... Может, если бы он настоял тогда... Разве тут угадаешь? К тому времени, когда Лорен набралась храбрости встретиться со мной и рассказать, кто она, отец уже был слабым и больным. Я волновался, что у него будет шок. Может, я... А, какая теперь разница... С самого начала мы с Лорен так хорошо ладили, словно всю жизнь друг друга знали. И еще одно, хотя это и прозвучит по-детски: мы очень веселились... Мы называли это нашим маленьким экспериментом – поиск пути интеграции Лорен в семью.

– Телефонная будка тоже являлась частью эксперимента?

Он кивнул, сморщился. Пошевелил ногой, и у него перехватило дыхание от боли.

– Наконец мы набрались смелости привести Лорен в дом отца. Она должна была позвонить мне с Пойнт-Дьюма, и, если бы все было нормально – относительно тихо в доме, – я бы ее забрал. Я говорил всем, что она моя подруга. По-детски, знаю, но мы оба любили игру в шпионов. Мне так хотелось узнать мою маленькую сестру лучше.

При этих словах Даггер не выдержал и заплакал. Я отвернулся, чувствуя себя очень навязчивым.