– И это моя жена, – обратился он к нам. – Я бы попросил забрать ее, да не поможет. И с ней не могу, и без нее не могу. Патрульный останавливает водителя на шоссе. Парень говорит: "Извините, но я не превышал". Патрульный отвечает: "Вы что, не заметили? У вас милю назад жена из машины выпала". Парень говорит: "Слава тебе Господи! А то я уж начал думать, что оглох".

Джейн, наверное, сжала его пальцы, потому что он сморщился и ойкнул. Жена обошла коляску и опустилась перед ним на колени.

– Мэл, послушай меня. Произошло кое-что плохое. Ужасное. Для меня.

В его глазах появился испуг. Эббот взглянул на нас, словно ища поддержки. Мы промолчали. Мэл от неожиданности открыл рот. Вставные зубы были слишком белыми, слишком ровными и подчеркивали, в каком плачевном состоянии находятся остальные части дряхлого тела.

Эббот надул губы. Джейн положила руки на его узкие плечи.

– Что плохого в моих шутках, дорогая? Что за жизнь без капельки остроумия?

– Это Лорен, Мэл. Она... – Джейн начала плакать. Старик посмотрел на жену, облизнул губы, потрогал ее волосы. Она положила голову ему на колени, и Эббот стал гладить ее по щеке.

– Лорен, – повторил он, будто пытаясь вспомнить имя. Мэл закрыл глаза, и было видно, как зрачки бегают под веками. Копается на полках памяти. Когда Эббот открыл глаза, то опять заулыбался: – Та красотка?

Джейн вскочила на ноги, и коляска отъехала на несколько дюймов. Сжав зубы, она выдохнула и произнесла очень медленно:

– Лорен – моя дочь, Мэл. Моя девочка, моя малышка, мой ребенок – как твой Бобби.

Эббот подумал, отвернулся и опять надул губы.

– Бобби никогда не приходит ко мне.

Джейн закричала:

– Потому что Бобби... – Она замолчала, потом пробормотала: – Боже мой! – Поцеловала мужа в голову, очень сильно (это больше походило на удар, чем на знак любви и привязанности), и закрыла лицо руками.

Эббот сказал:

– Бобби врач. Уважаемый пластический хирург, Микеланджело со скальпелем, с огромной практикой среди звезд. Знает, где похоронена каждая морщинка. – Его лицо просветлело, он повернулся к жене. – Куда, ты говоришь, мы пойдем на завтрак? Все пойдут? Сначала пойдем в "Чайницу", затем заглянем в кафе "У Салли", перекусим этим...

Он помолчал минуту.

– Да не важно, с луком... Может, омлетом? – Повернулся к нам: – Вас это тоже касается, джентльмены. Завтрак за мой счет, при условии, что вы не оштрафуете нас за ложную тревогу.

Джейн Эббот повезла коляску обратно к лифту, по дороге обещая, что на завтрак у них будет омлет с луком, может быть, даже блинчики, только ей нужно время, чтобы все подготовить, а он должен обдумать свой туалет. Сказала, что зайдет к нему через минуту. Открылись двери лифта, и она ввезла коляску внутрь.

– Я надену кардиган, – заявил Мэл, – один из моих любимых, от "Деворе".

Лифт закрылся за ними. Мы вновь остались одни, и Майло пробормотал:

– Боже, Боже. – Затем он направился к книжному шкафу. – Ты только посмотри. Граучо, Милтон Берл... Этот парень со всеми был знаком. А вот фотография из Общества странствующих монахов, которую они прислали ему двадцать лет назад. Костер на ней хоть и символизирует, судя по всему, адское пламя, выглядит не слишком ярким. Так что и у меня есть надежда не особо сильно поджариться.

Я посмотрел поближе на картины. Там стояли подписи Пикассо, Чайлда Хэссэма, Луи Ритмена, Макса Эрнста. Маленький рисунок Ренуара.

Стены слегка завибрировали, двери лифта распахнулись, и Джейн Эббот выбежала, словно спасаясь от удушья.