Рошек изо всех сил старался говорить разумно и произвести впечатление человека, испытавшего стресс, но обладающего достаточно сильным характером, чтобы оправиться от него. Он улыбнулся и ободряюще кивнул, снимая руку Болена с дверцы. Болен поколебался, потом отошел.

Вертолет вертикально взмыл, а когда оказался над верхушками окружающих деревьев, накренился и полетел на юго-запад. Рошек смотрел на Болена, глядевшего на него задрав голову, и увидел, как того чуть не сшиб с ног какой-то бегун трусцой, появившийся из леса и, видимо, не соображавший, куда бежит. Рошек изогнулся на сиденье, чтобы в последний раз бросить взгляд на разрушающуюся плотину. Проран уже перекрывал водослив, и конец был близок.

Десятки тысяч тонн воды в секунду вырывались потоком, подобно Ниагарскому водопаду, только в три раза выше. Он помимо воли не мог оторвать взгляда от этого зрелища, пока склон горы милостиво не закрыл его.

– Дерьмо, – выругался он.

Лодка дрейфовала в направлении плотины куда сильнее обычного, и до нее оставалось всего полкилометра. Он решил, что за ночь, должно быть, понизили ворота водослива... Течение не было бы таким сильным, если в толщина слоя переливающейся через верх воды не превышала полметра. Он не то чтобы почувствовал опасность, нет. На стороне ворот, обращенной к водохранилищу, были улавливатели всякого хлама, здоровенные стальные решетки, задерживающие разные обломки и мусор, которые могли бы повредить водослив. А в тридцати метрах от плотины имеется длинная связка соединенных цепями бревен, что не позволяло владельцам частных лодок высаживаться на насыпь у верхнего бьефа. Но Дункану все равно не хотелось находиться так близко к плотине. Он вдоволь насмотрелся на нее за неделю, да и рыбка ловилась лучше, если отплыть подальше, вверх по течению.

Он снова попытался завести двигатель, и на этот раз тот заработал. Дункан развернул лодку и взял курс на середину водохранилища. Запрокинув голову, вытянул последние капли из жестянки с пивом, а потом подержал ее за бортом, пока не наполнилась водой. Тогда отпустил ее и перегнулся через борт, чтобы понаблюдать, как жестянка тонет. Обычно он мог следить за ней, пока она опускалась метров на пять-шесть, а порой и дольше – вода в водохранилище, пополнявшемся главным образом таявшими снегами, была на редкость чистой. Но на этот раз жестянка скрылась из глаз примерно всего через метр. Непонятно. Он никогда не видел, чтобы вода в этой части водохранилища, где глубина достигала двухсот сорока метров, была такой темной. Должно быть, что-то взболтало осадок.

Он сел и осмотрелся кругом. Какой-то мужчина, стоя на гребне плотины, размахивал руками. Он что же, махал ему? Дункан помахал в ответ. Правая смотровая площадка была битком набита легковыми автомобилями и грузовиками. Что это все значило? Наверное, что-нибудь, связанное с марафоном. Он заметил, что очутился так близко к правой стороне плотины, как никогда раньше.

– Ну, давай же, ради Бога, – громко сказал он, открыв дроссель до отказа и реверсировав гребной винт.

Он не сводил глаз с выбранной неподвижной точки на берегу, чтобы следить за своим перемещением, но все еще плыл в обратном направлении. Он передвинулся на сиденье и посмотрел на водослив. Если течение настолько сильное, то, может быть, для спасения лучше слегка свернуть в сторону, чтобы добраться до берега у правого устья. А уж оттуда наверняка смог бы пробраться обратно, вверх по течению, держась у края ущелья. Он направил лодку к водосливу и впервые обеспокоился каким-то приглушенным ревом. Обычно шум падающей на дно водослива воды с водохранилища не слышен, поскольку плотина служила своеобразным звуковым барьером.