Был слишком занят своей яростью. Черные вихри и ржавая крупа, смешиваясь, смерчами вились в его глазах.
— Денис, нет! — закричала Оксана, выпуская Лозу…
Лоза не упала, а потянулась вверх, сливаясь с ветвями Древа, возвращаясь к нему, прирастая вновь.
Иштван едва заметно покачал головой, двигая указательным пальцем, лежащим на курке. Оксана бросилась ко мне, чтобы столкнуть с линии огня.
А я ухватился. Как тогда, много лет назад, будучи глупым восьмиклассником, в стычке с такими же глупыми и злыми подростками, ухватился взглядом за ржавчину, из которой моей ненависть выхватила черные вихри и ржавую труху. Только теперь я ухватился взглядом за мерцание золотой и изумрудной пыли. За живую зелень Древа.
Свет стал разгораться все ярче. Мириады ярко-зеленых пылинок в теплом желтом свете. Невесомая пыльца и легкий шелест ветвей.
— Харом! — процедил Иштван, нажимая на курок.
Время остановилось. Мне открылся целый мир. Новое, неведомое измерение. Необозримые пространства, полные теплого золотого света, яркой зелени, разноцветных искр и цветов, полные жизни…
Пуля не долетела до моей груди. Рассыпалась, растворилась мириадами крошечных золотых и изумрудных искр.
Сила, пробужденная мной, подхватила Иштвана. Он покачнулся, выпуская пистолет.
Время стало медленным, вязким, как кисель. Я повернул голову и увидел испуганное лицо Оксаны, бегущей ко мне. Она медленно-медленно двигалась навстречу. Я подхватил ее, повалил вниз, укрывая собой, упав лицом в снег.
И тут время ускорилось, и ослепляющая вспышка превратила мир в белый лист. В белую пустоту. В ничто.
Я зажмурился, попытался стереть снег с лица, разобрать, что происходит вокруг.
Вокруг Древа бушевали силы. Я видел их воочию. Они прорвались в мир зримыми образами, сошлись в отчаянном противоборстве. Вихри, поднятые волей Иштвана, цвета ржавчины и пороха, кружились веретенами, сходясь с клубами золотой и изумрудной пыли, брызнувшей во все стороны от Древа.
Иштван вознес над головой скрюченные руки. То ли пытаясь защитится от того, от чего нет защиты. То ли вознося молитвы к силам, которые не слышат молитв.
Он орал что-то неразборчивое, широко раскрывая рот. Остатки рассудка покинули его.
Застыв в вычурной позе античного трагика, он кричал, глядя как наполняет его вихрь золотых и изумрудных искр, наполняет жизненной силой, вырвавшейся из другого измерения.
Ярость Иштвана и жизненная сила Древа сошлись в поединке, а он оказался между двух огней. Между двух стихий. Золотые искры кружили вокруг него. Два черных вихря хлестали по небу, вырываясь из его глаз.
Черные смерчи сорвались. Понеслись навстречу нам с Полиной, но золотая и зеленая пыль поглотили их, растворили, рассеяли. На миг весь лес вокруг нас погрузился в зеленое и золотое сияние.
Я услышал, как страшно кричит Иштван. Он промахнулся. Впервые за свою долгую карьеру «минуса», промазал.
Вновь вспыхнуло. Лицо мое опалило нестерпимым жаром.
Я уткнулся лицом в снег.
Нашлась сила, которая его переборола, оказалась ему не по зубам. Сила жизни против силы ярости.
Это был настоящий прокол в ткани миров, то, что я увидел, прежде чем произошла белая вспышка. Не знаю, что предстало перед моими глазами в тот миг… Другое измерение, а может, сияние райских садов… Но это спасло нас с Оксаной.
Вспышка исчезла, и рой черной пыли стал медленно оседать в морозном утреннем сумраке. Черная пыль, крупицы пепла. Все, что осталось от Иштвана.
Оксана лежала с закрытыми глазами. Она побледнела, губы ее посинели. Я потряс ее за плечи, прислушался к дыханию.
Не зная, что делать, я просто влил в нее остатки своих сил и повалился рядом. Из носа у меня потекла кровь, перед глазами ходили багровые пятна. Острая боль пронзила виски. |