– Что это у вас? – вдруг перебил он Фабиана, рассказывавшего о том, как он проводил отпуск, и указал на коричневый конверт, который тот положил на портфель. Не дожидаясь ответа, он подбежал к одной из дверей, приоткрыл ее и просунул в нее голову.

В соседней комнате, откуда доносился неумолкающий стук пишущих машинок, работали его подчиненные.

– Я хотел только убедиться, не подслушивают ли нас. Приходится быть очень осторожным с тех пор, как к нам затесался этот новый, – пояснил он вполголоса, закрывая дверь, и снова указал на коричневый конверт. – Бьюсь об заклад, что это такое же письмо, какое уже получили десятки наших коллег! – воскликнул он смеясь, бросился в кресло и с довольным видом хлопнул себя по круглой короткой ляжке.

Фабиан утвердительно кивнул, у него стало легче на душе, когда он узнал, что разделяет участь многих.

– Неужели десятки? – спросил он, даже не скрывая своей радости. Его беспокойство исчезло, уступив место обычному хорошему расположению духа.

– Да, десятки; одним словом, все, кого до сих пор не воодушевили идеи нацистской партии. Я тоже, – рассмеялся Криг и ткнул себя пальцем в грудь, – каждый божий день ожидаю такого письма. Да, друг мой, всем нам еще придется испить эту чашу, хотим мы или не хотим… Не принимайте этого близко к сердцу, вам опасаться нечего. Вы – адвокат с блестящей практикой, женатый на Прахт, которая принесла вам в приданое четыре дома! Я – другое дело. У меня в банке гроши, а дома взрослые дочки, у которых с каждым днем все больше претензий. С горя я вчера даже напился. Да, друг мой, придется, как видно, снова начинать с десятника или чертежника в строительной конторе. – Он горько рассмеялся и взъерошил свои седые волосы. – Вот с кем беда, так это с нашим Крюгером!

– Да, как я слышал, ему пришлось очень туго.

– Бедный Тео, его нельзя не пожалеть! – Криг тихонько свистнул. – Плохо, очень плохо!

– Такой дельный человек, как Крюгер, легко устроится, – заметил Фабиан.

Криг пожал плечами и с грустью в голосе возразил:

– Нет, легко он не устроится! Государственные учреждения не имеют права принять его на службу, а частные фирмы редко отваживаются на что-либо подобное. К тому же печать вконец испортила ему репутацию и очернила его с ног до головы.

Фабиан взглянул на него с изумлением.

– Но ведь Крюгера так любили у нас! – воскликнул он.

– Когда-то любили, – продолжал Криг. – Но времена теперь не те. Человек, просиживавший каждую ночь в кабаках с людьми весьма сомнительной репутации? Не с вами и не со мной, мой милый, а с социал-демократическими отцами города и еще худшим сбродом. Человек, игравший выдающую роль в масонских кругах? Добром это не кончится! Против него собираются возбудить преследование.

– Судебное преследование?

– Да, – кивнул архитектор, – он будто бы растратил деньги, принадлежащие городу; поговаривают, что летом по вечерам он отправлялся со своей симпатией на машине за город подышать свежим воздухом. А бензин и масло оплачивались из средств магистрата. Кроме того, нет, вы только послушайте, он часто разговаривал с ней по телефону, по крайней мере три раза на дню, три раза! – Криг хохотал так, что его красные щечки залоснились. И правда, нельзя было без смеха смотреть на растерянный вид Фабиана. – Вот из этого-то они и совьют ему веревку, помяните мое слово!

– Неужели возможно что-либо подобное? – с недоверием спросил Фабиан.

– Что за крамольные мысли! – воскликнул Криг. – Вы еще до сих пор не уяснили себе, откуда ветер дует! В немецком государстве должен быть снова водворен порядок.