Когда он вошел в служебный кабинет гаулейтера, помещавшийся теперь– в небольшом зале ресторана «Звезда», он, к своему удивлению, нашел там только ротмистра Мена, которому и сообщил о цели своего прихода.

Лихой ротмистр Мен как-то странно посмотрел на него.

– Меня удивляет, что вы так внезапно решили отправиться на фронт, – сказал он. – Конечно, служение родине превыше всего, и я без лишних слов даю вам все разрешения, которые вам нужны. Господин гаулейтер в отъезде, как вы, вероятно, знаете.

– В отъезде? – спросил Фабиан. – Я только позавчера играл с ним в бильярд, и он ни словом не обмолвился о предстоящем отъезде.

Ротмистр улыбнулся.

– Надо думать, он хотел избегнуть лишних разговоров, – ответил он. – Его поездка была решена уже довольно давно. Он выхлопотал трехнедельный внеочередной отпуск и сегодня в десять утра отправился в Турцию. Вы ведь знаете, у него теперь новая причуда – поместье на берегу Мраморного моря.

Фабиан кивнул.

– Да, гаулейтер с увлечением рассказывал мне об этом поместье. И вы считаете, что он вернется через три недели?

Ротмистр Мен рассмеялся.

– А как же иначе? Ясно, что вернется. Куда ж он денется?

Фабиан был достаточно тактичен и осторожен, чтобы не высказать вслух своих сомнений; он распростился с Меном и ушел.

«Дождетесь вы возвращения гаулейтера, как бы не так! – с презрительной усмешкой думал он, спускаясь по лестнице «Звезды». – Румпф знает, что мы летим в тартарары, знает это не хуже меня. Только дураки еще могут этого не видеть. Неудержимо, как море, хлынут через Украину и Польшу русские армии, а тогда и войска союзников волной покатятся к границам Германии из Франции, из Италии, с Балкан. Конец, конец, разверзлась преисподняя. Нет, Румпф не вернется!»

Он пошел быстрее, чтобы успеть сделать еще кое-какие покупки. Редкие хлопья снега падали с неба, тусклое солнце пряталось за облака.

На улице перед домом Вольфганга стоял автомобиль. Должно быть, у него гости? Тут, снаружи, как будто произошли какие-то изменения. Старый деревянный забор восстановлен, от садовой калитки проведен электрический звонок; на входной двери, которая освещается яркой лампой, второй звонок, с особенно резким звуком.

Но открыла ему все та же скрюченная, похожая на ведьму Ретта, и голос ее, как всегда, звучал хрипло.

– Ах, господин Франк! Да еще в военной форме! – приветливо воскликнула она. – Давненько вы у нас не были! – Она хотела помочь Фабиану снять шинель, но он отказался.

– Мне надо поговорить с братом, – сказал он серьезно. – Передайте ему, Ретта, что я отниму у него не больше двух минут.

Удивленная странным тоном, каким были произнесены эти слова, Ретта подняла глаза, взглянула на похудевшее, серое лицо Фабиана и попросила его пройти в мастерскую.

Фабиан в раздумье остановился под лампой посредине комнаты. Как всегда, в ней пахло глиной и застоявшимся сигарным дымом; это был запах работы, так хорошо знакомый Фабиану и сегодня, когда он вдыхал его в последний раз, показавшийся ему особенно приятным.

Ему сразу бросилась в глаза статуя в рост человека – «Юноша, разрывающий цепи». Она резко выделялась на фоне стены. Букет ландышей стоял на рабочем столе рядом с небольшой группой гогочущих гусей, вылепленных из красного воска. Рядом еще лежали шпатели. На вращающейся табуретке стоял завернутый в тряпки бюст полногрудой женщины. Это было все, что Фабиан охватил взглядом. Да разве еще новый ковер на полу, вместо старого, потертого, за который так легко было зацепиться ногой.