Он наклонился надо мной, и эта прелюдия была слишком для меня похожа на поцелуй.

У меня возникло желание отстраниться, но я для Грэхема была доминатом. Доминант не шарахается от подчиненного, насколько бы больше тот ни был. Речь не идет о величине или физической силе, речь о том, кто круче, а Грэхем при всех своих размерах не был в этом коллективе самым крутым. Даже и близко не был.

Он нагибался, нагибался, его рот повис над моим, я уже чувствовала его теплое дыхание на губах. Наверное, даже в последнюю секунду он еще думал насчет украсть поцелуй, которого я ему не давала, но понимал, что делать этого не стоит. И сделал он то, что ему полагалось делать, хотя, если честно, поцелуй бы меня смутил меньше… по крайней мере, в некоторых отношениях.

Ему полагалось лизнуть меня в нижнюю губу – аналог жеста, который подчиненный волк демонстрирует доминанту. Этот жест имитирует пищевое поведение щенят. Но что там ни говори, а это не отменяет факта, что его пальцы нежно касались моих щек и дыхание грело мне губы. Кончик языка коснулся моей губы и скользнул по ней – мокрый, скользкий, чувственный, влажнее, чем был бы первый настоящий поцелуй. Влажный, как будто я выпила вина и размазала немного по нижней губе. Как раз настолько, чтобы я вынуждена была облизнуть губу, повторив его жест. Будто пила прикосновение его рта.

Он вздрогнул, и дыхание его задрожало в воздухе.

– Это было хорошо.

– Для тебя это должно было быть просьбой о прощении, обращенной к лупе твоей стаи.

Но мой голос слегка дрожал, и близко не было в нем нужной твердости.

У него на лице мелькнула улыбка – разрушающая имидж крутого до кончиков ногтей парня и возвращающая Грэхему его возраст. Ему еще только будет двадцать пять.

– Я действительно прошу прощения, но все равно это больше, чем ты мне когда‑либо позволяла.

Я покачала головой и прошла мимо него, Мика и Натэниел за мной. Натэниел нес сумку, где среди прочего был и тест на беременность. Когда он вышел из аптеки, я поняла, почему я откладывала покупку – от нее вся проблема становилась более реальной. Глупо, но правда.

– Ты спал со мной в одной постели, Грэхем, – бросила я через плечо, направляясь к большой двери в подземелье.

– Спать – это не то, чего бы мне хотелось, – ответил он.

Я остановилась перед дверью, повернулась и просто посмотрела на него. Мои мужчины разошлись на шаг в стороны, чтобы ему было виднее.

Грэхем глядел на меня, глаза его всматривались в меня из‑под слишком длинной челки. Как зверь, затаившийся в траве. Верхний слой челки не был так длинен, когда мы впервые встретились.

– Грэхем, сегодня мне эта твоя ерунда не нужна никак.

– Отчего ты всегда на меня злишься?

– Не всегда, Грэхем.

– Если ты на меня не злишься, отчего ты так меня невзлюбила?

– Я не невзлюбила тебя, Грэхем, просто не хочу тебе давать. И имею право не хотеть, даже если тебе хочется трахнуть меня.

– Так не надо мне давать, просто накорми от меня ardeur. Так, как ты месяцами кормила его от Натэниела, без акта.

Я покачала головой:

– Подвергать страсти ardeur'а кого‑то, кого я не хочу держать при себе, я не стану. Это жестоко.

– Ardeur – это самое сильное оргиастическое переживание, которое любая из линий вампиров может дать смертному. – Лицо Грэхема было полно такого желания, руки его протянулись в воздух, будто могли оттуда извлечь ardeur и прижать к себе. – Я только хотел знать, каково это. Настоящее, а не жалкие обрывки, которые достались мне случайно. Чем это плохо, Анита? Почему нельзя такого хотеть?

– Она боится, что ты на это подсядешь, – сказал Мика тихо.

Грэхем потряс головой:

– Я никогда в жизни ни на что не подсаживался.