И стояла, застыв в его объятиях. Стояла недвижно, только пульс у меня бился. Если я смогу просто не двигаться, то выдержу. Выиграю схватку. Огги предложил мне себя в пищу – это значит, я победила. Правило вампиров: кто пища – тот проигравший. И мне надо было лишь додержаться до прихода Жан‑Клода. Это я смогу – он был уже рядом, я ощущала, как он спускается по лестнице. Минуты, минуты отделяют меня от помощи.

Но сдерживать ardeur бездействием – это получается лишь тогда, когда того хочет другая заинтересованная сторона. Нужно, чтобы двое хотели бороться с ardeur'ом, а Огги этого не хотел. Он хотел потерпеть поражение.

Глаза его закрылись, голова запрокинулась, будто секс уже начался. И голос его прозвучал хрипло:

– Я почти уже забыл, как это – когда тебя поглощает страсть. – Он наклонил голову, чтобы встретить мой взгляд. – Я пытался забыть ее прикосновение, Анита. Но стоит мне почти убедить себя, что это не настоящее, что ничто не бывает так прекрасно, как она посылает мне сон.

Я знала, кто это она , потому что если любой вампир линии Белль говорил «она», то сомневаться не приходилось. Белль Морт. Всегда Белль Морт. Темная их госпожа, творец их всех.

– Ты слышишь меня, Анита? Слышишь?

Он сдвинул руки, обнимая меня теперь выше локтей, все еще прижимая нас друг к другу слишком сильно. Все‑таки теперь появилась возможность сопротивляться, достать оружие – но слишком поздно. Если я полезу за оружием, то непонятно, смогу ли заставить руку схватиться за пистолет или за нож – мои руки рвались к его коже. Я не могла доверять себе. Я хотела мысленно крикнуть Жан‑Клоду, но не знала: при такой силе ardeur'а – не хлынет ли и он вместе с призывом?

– Ты меня слышишь? – Огги встряхнул меня.

Я ощутила какое‑то движение, что‑то черное мелькнуло сбоку. Если кто‑то сейчас нас коснется, на него перекинется ardeur. Плохо, очень плохо.

– Не подходи! – шепнула я. – Скажите им…

– Никого из них не трогайте. Это передается через касание, – предупредил Мика.

– Тронь ее, Грэхем, и я тебя застрелю.

Голос Клодии.

– На меня смотри, Анита, – сказал Огги. – На меня!

Я попыталась проглотить бьющийся в горле пульс и медленно, очень медленно подняла на него глаза. Увидела этот темно‑серый взгляд, и то, что увидел в моих глазах он, его устроило.

– Какие сны посылает она, Анита! Вот как сейчас, когда желание – ощутимое, его можно держать в руках, гладить, оно разливается по тебе, топит тебя в своей силе.

Он наклонился ко мне как для поцелуя.

Я медленно наклонила голову, пряча лицо, все так же осторожно, так же тщательно. Слишком быстрое движение – и ardeur, как хищник, среагирует на него. Но слегка шевельнуть головой – это можно.

– Не отворачивайся. Дай мне поцеловать тебя. Пролить на нас эту ожидающую тяжесть жара. Утопить в ней нас обоих.

Я стояла, отвернувшись, сжимая руки в кулаки, потому что думать я сейчас могла только о том, каково было бы ощутить ладонями это тело. Хотелось провести руками по плечам, по груди, увидеть мускулистую обещающую наготу. Как будто месяцы или годы желаний и ухаживания спрессовались в один этот миг. Реквием, один из наших новых британских вампиров, умел вызывать мгновенную реакцию тела – часы хорошей любовной игры за секунды силы. Может быть, Огги умеет попадать в эмоциональные зоны, как Реквием – в физические? Святая Мария, Матерь Божия, смилуйся надо мной.

И тут же при этой мысли я стала спокойнее, мысли чуть прояснились. Много лет я не молилась в подобные моменты, слишком смущаясь, но потом поняла, что если вера моя – настоящая, то она не покинет меня только потому, что я вышла за нормы общественной морали.