– Возможно, где‑нибудь мы наткнемся на удобный спуск.
– Это самое низкое место. Видишь, с других сторон склон выше?
– Мы можем прыгнуть в море. Тут не слишком высоко.
– Мы не сможем нырнуть в воду – разобьемся о скалы.
Она выглядела сердитой и усталой:
– Ладно, Ричард, но должен же здесь быть какой‑то спуск. Если люди приезжают на этот пляж, здесь должна быть дорога.
– Если люди приезжают на этот пляж, – эхом отозвался я. Мы не заметили здесь признаков того, что внизу находятся люди. Я‑то думал, что когда мы доберемся до пляжа, то увидим там приветливых путешественников с загорелыми лицами, беззаботно слоняющихся повсюду, ныряющих за кораллами, играющих во фризби. Ну и все такое. В действительности же оказалось, что пляж очень красивый, но совершенно пустынный.
– Может быть, нам удастся спрыгнуть с водопада, – предложил Этьен. – Его высота меньше, чем высота утесов в море.
Я на мгновение задумался:
– Может быть, – ответил я и потер руками глаза. Адреналин, поддерживавший меня во время преодоления прохода, иссяк, и теперь я находился в состоянии полного истощения. Я так устал, что даже не испытывал чувства облегчения от того, что мы наконец нашли пляж. Я также буквально умирал от желания закурить. Я уже много раз порывался зажечь сигарету, но опасался, что запах дыма обнаружит нас.
Франсуаза, казалось, читала мои мысли.
– Если хочешь закурить, закури, – улыбаясь, сказала она. Наверное, в первый раз кто‑то из нас троих улыбнулся после ухода с плато. – С этой стороны перевала нет никаких полей.
– Да, – добавил Этьен. – Может быть, это поможет… Никотин… Это помогает.
– Хорошо сказано.
Я закурил и пополз обратно к краю утеса.
Если, рассуждал я, вода падает в озеро уже тысячу лет, тогда в скале, наверное, образовалась выемка, достаточно глубокая, чтобы туда можно было прыгнуть. Но если остров возник сравнительно недавно, лет двести назад – возможно, как результат вулканической активности, – тогда глубина озера недостаточна для прыжка.
– Но откуда мне знать? – сказал я, медленно выпуская дым. Франсуаза посмотрела в мою сторону, решив, что я обращаюсь к ней.
Камни в воде были гладкими. Деревья внизу – высокими и старыми.
– Ладно, – прошептал я.
Я осторожно встал. Одну ногу я поставил на два‑три сантиметра от края утеса, а другую отставил назад в качестве опоры. Я вспомнил, как собирал авиамодели «Эйрфикс», набивал их ватой, обливал спиртом, поджигал их и запускал из окна верхнего этажа своего дома.
– Ты собираешься прыгать? – нервно спросил Этьен.
– Нет, я только хочу получше все рассмотреть.
Когда самолеты снижались, они сначала отлетали от стены, а затем летели обратно к ней. Приземляясь, они взрывались и распадались на множество клейких пылающих осколков. Место приземления всегда оказывалось ближе к стене дома, чем я предполагал. Расстояние было трудно рассчитывать: самолетам всегда требовался более сильный, чем я думал, толчок, чтобы они не упали на ступеньки крыльца или на голову человека, решившего подойти посмотреть на разлетавшиеся в воздухе языки пламени.
Я прокручивал в памяти это воспоминание, когда во мне неожиданно произошла какая‑то перемена. На меня накатило чувство, напоминавшее скуку, – какое‑то странное безразличие. Я вдруг ощутил неимоверную усталость от этого трудного путешествия. Слишком много усилий, слишком много потрясений и неопределенности. И усталость возымела свое действие. На несколько важнейших мгновений она избавила меня от страха перед тем, что последует. С меня было довольно. Я лишь хотел, чтобы все побыстрее закончилось. |