Первые пятнадцать минут Барнуэлл говорил о военных действиях, о победах и поражениях союзников и о мрачном настроении в Вашингтоне.
Сайлас, нетерпеливо слушавший его, наконец не выдержал:
— Ближе к делу, Барнуэлл.
— Вы сумели что-нибудь узнать о наших семьях? — спросил Макс.
— Да, — мрачно проронил Миддлтон. — Лучше бы я не получал ответа. Но я его получил.
Перегнувшись через стол, Барнуэлл взял Макса за руку, крепко ее сжал и не выпускал все время, пока рассказывал ему новости из Восточной Европы, сидя в кафе Южной Каролины, славящемся плохим кофе и хорошими пирогами.
— Макс, — прошептал он. — Все имена, которые вы мне дали. Все они… Все они мертвы, Макс. Все до одного мертвы.
Макс ничего не сказал. Он не пытался говорить, да и не смог бы выдавить ни звука, даже если бы ему надо было принять участие в разговоре.
— Да откуда вы знаете? — вмешался Сайлас. — Время сейчас военное. Неразбериха. Армии ведут боевые действия. Вы не можете знать наверняка.
— Вы правы, Сайлас, — согласился Барнуэлл. — Некоторые из этих людей могли убежать или не попасть в поле зрения властей. Кто-то мог спрятаться. Информация приходит с опозданием. Я даже не знаю наверняка, откуда она поступила и кто ее передал. Источник находится в Швейцарии, и человек этот — немец. Вот и все, что мне известно. Он говорит, что вся ваша семья погибла. И семья Эсфирь — тоже. В городах, о которых вы дали сведения, не осталось ни одного еврея.
— Judenrein, — произнес наконец Макс.
— Они убивают всех евреев подряд, — сказал Барнуэлл. — За исключением тех, кого отправляют в концентрационные лагеря. Большинство членов вашей семьи расстреляли прямо в поле. Евреев заставляют рыть ямы, а потом их ставят на краю этих самых ям и скашивают автоматной очередью.
— Там было четыре ребенка. Четыре младенца, — прошептал Макс.
— Немцы не разбираются, — ответил Барнуэлл.
— Они что же, и младенцев из автоматов? — не поверил своим ушам Сайлас.
— Да, или закапывают живьем, после того как убьют матерей, — подтвердил Барнуэлл. — Там была девочка-подросток… Думали, что это племянница Эсфирь. Она скрывается в Польше. Но оказалось, что она просто однофамилица девочки из списка Эсфирь — Руфь Грубер. Какой стыд. Выяснилось, что у нее вообще нет родственников.
— А что случилось с семьей этой девочки? — спросил Макс.
— Думаю, то же, что и с вашей, — пожал плечами Барнуэлл. — Говорят, польское подполье может тайком вывезти ее.
— Тогда вы должны это сделать, — предложил Сайлас.
— Цена уж не по-детски высока, — отозвался Барнуэлл с иронией в голосе. — Они просят пятьдесят тысяч долларов наличными.
Сайлас присвистнул, а Барнуэлл наконец-то выпустил руку Макса и поманил пальцем официантку, чтобы попросить еще кофе.
— Чудесный мир, — усмехнулся Сайлас. — Скажите мне хоть что-то хорошее о человеческом роде.
— Эта девочка… — начал Макс.
— Какая девочка? — удивился Барнуэлл.
— Та, что скрывается. Та, которую вы приняли за племянницу Эсфирь, — сказал он.
— У нее никого нет. Она из другой части Польши.
— И все же. Это еврейская девочка, и она в беде.
— Да, — кивнул Барнуэлл.
— Мы с Эсфирь хотим привезти эту девочку в Америку, — заявил Макс. |