Поставил пленку и включил музыку на полную громкость.
— Пляжная музыка Каролины, — заявил Дюпри, поднявшись на крыльцо. — Священные звуки.
— Сейчас дядья будут исправлять преступную небрежность твоего отца, — произнес Даллас. — Я вполне могу вменить ему гражданский иск.
Дюпри взял Ли за руку и начал показывать ей па. Я сгреб Ти в охапку и повел его в танце, а Ли, как завороженная, смотрела на нас, так как никогда не видела меня танцующим.
— Суть шэга, Ли, — начал объяснять я, — в том, чтобы лицо оставалось совершенно равнодушным. Шэг говорит не о страсти. Он говорит о лете, о тайных желаниях, об отношениях. Твое лицо должно быть совершенно бесстрастным.
— А кто этот парень? Неужто Платон? Мы просто учим ребенка танцевать, — хмыкнул Дюпри.
— Я танцую за девушку, — объяснил Ти племяннице, — потому что я моложе и они заставляли меня быть их партнершей, когда сами только разучивали шэг.
Когда из динамиков послышалась следующая песня — «Double Shot of My Babyʼs Love», Даллас пригласил Ли на танец.
— Никто не танцевал шэг лучше твоей матери, — сказал он. — Да она могла станцевать все, что угодно, — подхватил Дюпри.
— Вы только посмотрите! Ли схватывает прямо на лету! — восхитился Даллас.
— Материнская кровь, — отозвался Ти. — Эта девочка рождена для шэга. Моя очередь после Джона Хардина. Я научу ее грязному шэгу.
— Грязный шэг, — в восторге взвизгнула Ли. — Какое смешное название!
В тот день Ли навсегда полюбила своих дядей. Она была очарована их веселым вниманием, и лицо ее прямо-таки светилось от удовольствия. Тело Ли двигалось, повинуясь ритму, и искреннее восхищение со стороны моих братьев впервые пробудило в ней женское начало. Они даже выстроились в очередь, чтобы с ней станцевать, причем каждый хотел быть первым. Наше крыльцо превратилось в шикарную танцевальную площадку, и Ли запомнила его на всю жизнь. Ее выбирали, выделяли, и она чувствовала себя сказочной королевой в окружении преданных вассалов. Под конец дня Ли танцевала шэг не хуже своих учителей.
Я внимательно наблюдал за тем, как Ли танцует с братьями, и их доброта к моей девочке тронула меня до глубины души.
Потом Дюпри похлопал меня по плечу и сказал:
— Следующий танец за тобой.
Зазвучала песня «Save the Last Dance for Me» в исполнении группы «Дрифтерз», и Ли заметила, что мое настроение изменилось.
— Что-то не так, папочка? — спросила она, когда я подал ей руку.
— Можешь перемотать назад, Дюпри? Мне нужно объяснить значение этой песни, — произнес я и, повернувшись к Ли, спросил: — Помнишь историю о том, как мы с мамой влюбились друг в друга?
— В ту ночь, когда дом рухнул в море? — уточнила Ли.
— В ту самую. Когда мы с мамой остались в доме одни, так как все остальные сбежали, мы танцевали именно шэг.
— Этого я не знала.
— Я и в самом деле должен был научить тебя шэгу. Мои братья абсолютно правы.
— Ничего страшного, папочка. Ты научил меня многому другому.
— Это была наша любимая песня. Моя и твоей мамы. Мы влюбились друг в друга, когда танцевали под нее.
Ли еще ни разу в жизни не танцевала со мной, и ей было приятно, что ее дяди одобрительно загудели, наблюдая за тем, как мы двигаемся под слова этой замечательной песни. Они хлопали в ладоши, притопывали и лихо свистели, когда я кружил Ли на изъеденном ветром крыльце. Больше всего ее удивило то, что шэг у нее все равно получался хуже, чем у меня. |