Изменить размер шрифта - +
К рассвету мы миновали последний бакен, обозначавший расширение канала. Когда на воду упал первый луч солнца, море стало похоже на озеро и нос нашей лодки был направлен в сторону Африки. Мы ощущали себя отважными путешественниками, словно отправлялись в Камерун или в Кот-дʼИвуар. Мы набили кулер достаточным количеством еды и питья, которого нам должно было хватить на два дня. Лодка двигалась со скоростью примерно двадцать узлов, и мы все дальше и дальше уходили от берега.

— Мама точно оторвала бы мою бедную еврейскую голову, если бы знала, где я нахожусь, — заметил Майк, глядя на горизонт и видя перед собой бесконечную водную гладь. — Она думает, что я сейчас ловлю крабов на куриные шеи.

— Эх, надо было захватить рацию, — вздохнул Джордан.

— Местным парням рация ни к чему, — ответил Кэйперс, поглядывая на компас и следя за тем, чтобы лодка шла строго на восток. — Мы рождены с жабрами и плавниками. Клянусь, я рожден, чтобы покорить Гольфстрим.

— Нам рация ни к чему, калифорнийский мальчик, — сказал я. — Ведь у нас семенники размером с гудиировские дирижабли.

— У вас мозги размером с муху, — отозвался Джордан, оглядываясь по сторонам. — Хорошо еще, что океан такой спокойный. Вот в Тихий без рации лучше не соваться.

— На «Мэйфлауэре» не было никаких раций, — отрезал Кэйперс. — И Колумб во время плавания вряд ли переговаривался с Фердинандом. Вам нечего бояться, ведь с вами настоящий морской волк.

— Никто не знает, что мы здесь, — не сдавался Джордан.

— Тот парень на пристани знает, что мы отправились в путешествие, — успокоил я Джордана. — Мы взяли шесть канистр с топливом.

— Мы точно никуда не поплыли бы, если бы сказали родителям, — заметил Кэйперс.

— Мои предки спятили бы, узнай они, что я здесь, — отозвался я.

— И твой отец тут же начал бы пить, — перекрывая шум мотора, крикнул Кэйперс.

Я проигнорировал это замечание и оглянулся туда, где предположительно должна была находиться земля.

— Мой отец все равно считает меня мямлей, — усмехнулся Джордан. — Даже если бы я приехал в Спартанберг и обрюхатил всех девушек тамошнего гуманитарного колледжа, отец все равно продолжал бы считать меня гомиком.

Еще не успев добраться до зоны Гольфстрима, мы попали в густые заросли саргассы, изобилующей в Северной Атлантике и образующей плавучий архипелаг коричневых водорослей, в которых хлорофилла больше, чем во всем штате Канзас. Это был первый признак того, что мы приближаемся к зоне Гольфстрима. Наш преподаватель естественных наук Уолтер Гнанн начертил на уроке карту Гольфстрима, образующегося в Мексиканском заливе и распространяющегося до берегов Флориды. Гнанн был из той категории ученых, которые считали, что природа доказывает масштаб математического гения Бога. Говоря о Гольфстриме, мистер Гнанн рассказывал нам о разных погодных условиях, о миграции рыбы, о жизни растений от Карибов до побережья Южной Каролины, а еще о действии силы Кориолиса в природе, начертив ряд кривых на поверхности вращения. Земля вращается вокруг своей оси, Луна притягивает воду своими кукольными ручками, и Гольфстрим движется сквозь сердце Атлантики, словно невидимая теплая река Нил, не давая Англии превратиться в снежное королевство. Гольфстрим приносит добрые вести с Юга холодным негостеприимным странам Европы, любовное письмо, отправленное из южных вод для того, чтобы судоходные пути возле Гренландии освободились ото льда.

Когда мы вошли в Гольфстрим, то увидели, что вода изменилась, засверкала чужеземным сапфировым блеском. Она была чистой и быстрой, точно горная река.

Быстрый переход