— Моя церковь не примет убийцу у алтаря, — отрезал генерал, взглянув на двух других священнослужителей.

Аббат поднялся и встал рядом с Джорданом.

— Я встретился с вашим сыном в Риме, когда он был еще послушником. Я стал его наставником и духовником. Для нас, служителей Римской католической церкви, прощать грехи — основная работа. Трапписты, которым удалось поближе познакомиться с вашим сыном, считают его хорошим человеком, а некоторые — даже святым.

— Он позор для своей страны и своей веры, — возразил генерал. — Кто считает его святым?!

— Его духовник, — ответил аббат и, поклонившись, вернулся на свое место.

— Я еще не разрешал вам садиться, — рявкнул генерал.

— Спасибо, генерал, но я не нуждаюсь в вашем разрешении, чтобы сесть, — ответил аббат, утерев рукавом лоб. — Вы, сэр, вышли в отставку, и ваше звание теперь чисто декоративное. Я же в настоящее время возглавляю аббатство Мепкин, и мои полномочия санкционированы незыблемой двухтысячелетней Божественной властью. Так что не советую повышать на меня голос, сэр. Ваш сын находится здесь исключительно с моего согласия. Я привел его сюда, а потому могу увести в любой момент и спрятать так хорошо, что вам в жизни не найти.

— Второй Ватиканский собор, — усмехнулся генерал. — Вот когда церковь свернула с истинного пути. Тот жирный Папа, который даже под страхом смерти не смог бы отжаться, откопал невесть откуда всех либеральных пустобрехов и фатов, собрал их вокруг себя на Втором Ватиканском соборе, чтобы опорочить все истинные и незыблемые ценности католицизма. Когда церковь была суровой, эта была настоящая Церковь. А эта, новая, мне отвратительна: мягкотелая, самодовольная, чувствительная церковь, где священники трахаются с монашками, как кролики, а во время торжественной мессы распевают под гитару «Кумбайю».

Мой отец, стукнув судейским молотком по столу, громко произнес:

— Генерал, вы впустую тратите время. Хватит болтать! Пора двигаться дальше.

— Нас ожидает еще один таинственный гость, — объявил Майк. — Для многих это человек-легенда. Если в студенческие годы в Каролине вы читали газеты, вы вспомните это имя. Леди и джентльмены, позвольте вам представить Радикального Боба Меррилла, лидера организации «Студенты за демократическое общество» с тысяча девятьсот шестьдесят девятого по тысяча девятьсот семьдесят первый год.

Когда я оглянулся и увидел, как на сцену выходит Боб Меррилл, то сразу понял, что сегодняшний вечер окажется тяжелее и будет иметь более разрушительные последствия для каждого из нас, причем такие, о каких Майк даже и не мечтал. Я считал, что больше всех на свете ненавижу Кэйперса Миддлтона, но совсем забыл о Радикальном Бобе Меррилле. Он оставил неизгладимый след в нашей жизни — словно вырезал камею на раковине, — причинил нам невосполнимый ущерб и скрылся из виду.

Меррилл подошел к Кэйперсу, и мужчины обнялись. Потом Боб приблизился к Джордану и обнял его. Затем, повернувшись ко мне, осторожно протянул руку.

— Если я правой рукой пожму тебе руку, то левой схвачу за горло, — задохнувшись от злости, сказал я.

— Джек, пора бы тебе повзрослеть, — улыбнулся Боб. — Что было, то прошло.

— Боб, когда ты сегодня принимал это приглашение, то хоть на секунду задумался о том, что вряд ли выйдешь отсюда целым и невредимым. Можешь не сомневаться, я с удовольствием вытрясу из тебя все дерьмо! — заявил я.

Снова раздался стук молотка, судья откашлялся, а Майк встал между мной и Бобом.

— Кто такой этот Радикальный Боб? — поинтересовался отец.