Я вошел в боковой придел и стал ждать появления неизвестного фотографа. В течение пяти минут занавес исповедальни даже не шелохнулся, затем я увидел, как оттуда вышел хорошо одетый мужчина с кожаной сумкой в руке. Мужчина перекрестился и покинул храм. Хотя фотограф меня не видел, он, конечно, очень удивился бы, узнав, что я до сих пор в церкви. Мысленно я проанализировал все свои действия, пытаясь понять, где утратил осторожность, неукоснительно соблюдаемую во время встреч с Джорданом, и позволил себя выследить.

Но когда частный детектив Перикл Старрачи остановился возле чаши со святой водой, у него был такой довольный вид, что у меня уже не осталось сомнений: Старрачи считал, что наконец раскрыл тайну исчезновения Джордана Эллиота и мог подтвердить это с помощью фотографий.

Глава седьмая

Мне как раз снилась Шайла, когда в три часа ночи меня разбудили звуки выстрелов. Рев моторино, несущегося по боковой улице под окном моей спальни, напомнил о жужжании кружащих по комнате июньских жуков, которых привязали к длинной нитке. Сон как рукой сняло, когда я включил ночник и пошел по темному коридору к гостиной. На пьяцце слышались топот и крики, а вдалеке, на холме над Трастевере, выла сирена, эхом отдаваясь в узких улочках. Ли уже стояла возле одного из окон и смотрела на истекающего кровью полицейского.

Человек этот находился при смерти. Трудно было поверить, что в человеческом теле столько крови. Возможно, это была финальная атака Красных бригад и умирающий полицейский стал последней жертвой радикальных взглядов этой группировки.

— Он такой молодой, — испуганно произнесла Ли.

— Совсем ребенок, — согласился я, глядя на умирающего.

Вокруг него уже собралась целая толпа, которая молилась и сыпала проклятиями, в то время как карабинеры, охранявшие французское посольство, пытались навести порядок. Врач из соседнего дома пощупал пульс и печально помотал головой.

— Почему его убили? — спросила Ли.

— Все дело в полицейской форме. Он представляет законную власть. Защищает Рим, — объяснил я.

— Это не основание, чтобы убивать, — возразила она. — Представляешь, как будут переживать его родители.

— Это политика, солнышко, — сказал я. — От нее все тупеют. Когда немножко подрастешь, то поймешь, что я имею в виду.

— Ты ведь сегодня встречаешься с Ледар? Не рассказывай ей об этом, — попросила Ли, когда я нес ее обратно в спальню. — Мы ведь с тобой хотим, чтобы Рим ей понравился. Так ведь, папочка?

— Конечно-конечно.

— А они успеют смыть кровь до того, как она придет сюда?

— Это единственная вещь, которую европейцы освоили в совершенстве, — сказал я, укладывая дочь в постель. — В этом веке им пришлось изрядно попрактиковаться в деле смывания крови. Тут им нет равных.

— Если бы здесь была Великая Собака Чиппи, — сонным голосом произнесла Ли, — то людям, которые сделали это, не поздоровилось бы. Правда, папочка?

— Они остались бы лежать на пьяцце, — улыбнулся я. — Все в укусах с ног до головы. Чиппи всегда приходит на помощь.

— Замечательная собака, — согласилась Ли и уснула.

Устроив Ледар Энсли в гостевой комнате, я рассказал ей об утреннем происшествии и предложил провести со мной день, типичный день американца, живущего в Риме. Две недели, что она пробыла до того в Венеции и Париже, ей пришлось выслушивать воспоминания Майка о его семье и родном городе, поскольку он все еще не терял надежды уговорить ее принять участие в проекте.