— Нам некуда спешить, — сказала я, и он издал смешок.

— Помнишь, ей было плохо, когда мы потеряли кроху… — он утих. — Джим Баллантин говорил, что это было ожидаемо после такой потери. Его Ада потеряла ребенка между их двумя сыновьями. Джим сказал, что лучше вести себя нормально, не трогать ее, сохранять рутину, и она оправится. Это сработало с его Адой. И я так делал. Я тоже опечалился, не пойми превратно. Я был в отчаянии. Но не было времени горевать.

— Почему?

— Нужно было заботиться о тебе, а твоя мама не могла. И в тот год Жиль открыл мельницу, — сказал он. — Это был успех. Крупный. Но это сказалось на озере: колесо забирало много воды, а лето было жарким. Мы боролись каждый день: я заканчивал осмотр, спускался с отчетом, просил его замедлиться, и он говорил мне разобраться, словно я мог магией вызвать воду с неба, — он замешкался. — Он радовался. У него была власть. А я не мог выполнять свою работу, понимал, что не справлялся. И тут мы потеряли ребенка.

Жиль точно радовался — у нас все разваливалось. Может, он думал, что он сломает моего отца, и моя мать приползет к нему.

— Ты помнишь, как она уходила гулять вокруг озера? — сказал он.

— Помню.

— Я думал, ей так будет лучше. Воздух и вода. Пространство, чтобы погоревать. Я думал, это хорошо, что она хотела выйти. И так и было, она приходила в себя, я это видел. Но последней ночью она вернулась другой. Злой. Я подумал, что это было даже хорошо, все было лучше тишины и пустоты. Я ошибался. Она менялась. Видимо, ее укусил один из них.

— Постой, — перебила его я, поняв кое-что ужасное. — Ты знал о них? Ты знал, что они были там?

— Да…

— И не сказал ей? Не сказал мне? — мне было плохо, я мотала головой, словно могла так отогнать знания. — Уровень воды в озере падал, и ты не предупредил нас, что может случиться? И выпускал ее гулять?

— Все не так, как ты думаешь, — быстро сказал он. — Я знал, что они когда-то были, потому что видел те же дневники, что ты нашла, когда был немного старше тебя. Но я не верил, что они оставались там. Я думал, что они должны были умереть в горе. Прошли века, Альва. Ничто не должно жить так долго. Но когда я увидел, как она изменилась у меня на глазах, я понял, что произошло. Да, это моя вина. Но не так, как ты думаешь. Может, если бы я внимательнее читал дневники и понял, что означало то, что озеро высыхало… Может…

Он утих. И я верила ему, потому что если бы он сказал мне о них до того, как я их увидела, я бы не поверила, даже если бы увидела дневники. Я бы назвала это фольклором, выдумкой. Древние люди монстрами объясняли то, что не могли понять. А существа в это время ждали. Выжидали.

Они были слабее после долгих лет плена. Но были сильнее горюющей женщины, хотя она смогла уйти. Не сказала нам. Скрыла. Вернулась домой и стала меняться. За минуты или часы. Потому у них было два вида зубов, как я думала. Одни для еды, другие — для обращения нас в них. Я была права, они были как змеи с ядом в клыках.

Прошлой ночью Кора видела, как один укусил Джеймса — и этой ночью он был на площади в клетке. Все решил укус.

— Они могут превращать нас в таких, как они? — спросила я.

— Если не убивают сразу же.

Я подумала о Коре. Может, я ошиблась, и она не была припасенной едой. Может, они хотели от нее чего-то еще.

— Потому ты стрелял в нее? В ту ночь?

— Я не стрелял в нее. Она напала, скаля зубы. Я пытался — если бы она прошла мимо меня, добралась бы до тебя. Но я не мог выстрелить, хоть она изменилась.