И отправляться в экспедицию одному тоже слишком опасно. Но теперь, Риллен… мы с тобой будем неслыханно богаты! Ты только представь себе: империя Элдерика включала в себя половину королевств севера — причем в те времена они не были в таком упадке, как теперь — да еще изрядный кусок, доставшийся ныне Диким Землям. Ты представляешь, какими средствами он мог располагать?!
— Да на что нам эти миллионы посреди пустыни? — пожал плечами я.
— Зачем же оставаться в пустыне? Мы возьмем столько, сколько сможем унести — а этого уже хватит, чтобы купить целое графство — вернемся на север и начнем новую жизнь. Можно, кстати, податься и в южные княжества: с деньгами и там можно неплохо устроиться.
— Не знаю, не знаю; богатство — штука небезопасная, оно привлекает нежелательное внимание…
— Риллен, да все у нас получится! Мы теперь в любом обществе пробьемся к вершинам, ты разве не понял? Вспомни, кем мы были в Проклятом Веке. Ты — заурядный инженер военного института, я — заурядный сотрудник ГБ. Не бездари, но на общем фоне не выделялись. А кем мы становились здесь, причем каждый раз начиная с нуля? Ты — приближенным герцога, претендента на престол, и предводителем повстанцев. Я — вождем племени и главарем объединенной банды. И это вполне закономерно. Ведь цивилизация рухнула как раз из‑за массового бегства в будущее, когда некому стало решать проблемы настоящего. Кто бежал? Люди умные, талантливые, энергичные, смелые, наконец, просто честные, не желавшие выносить морального разложения тогдашнего мира. Кто остался? Те, кто не обладал всеми этими достоинствами. И именно эти люди — неумные, неталантливые и так далее — стали основой нынешнего мира. Перебежчики, прибывшие после краха, в большинстве своем не смогли адаптироваться и усмирить личные амбиции и сгинули; теперешнее общество состоит из одних посредственностей.
— А герцог Раттельберский? — возразил я.
— Потомок перебежчика, — напомнил Лоут. — Ну и, потом, конечно, есть какие‑то исключения, но они ничего не решают. Человечество исчерпало не только материальные, но и людские ресурсы.
Эти рассуждения ненадолго отвлекли нас от сокровищ, но Лоут поспешил вернуться к делу и бережно развернул пергамент.
— Гм, похоже, клад расположен у самого берега океана, — заметил я, разглядывая знакомые с детства, хотя и искаженные рукой неумелого картографа, очертания.
— Верно, я же говорю, что Элдерик был не дурак. Везти подобный груз, может быть, несколько десятков тонн золота, через Дикие Земли — чистое безумие. Куда надежней доставить сокровища на корабле, идущем вдоль побережья.
— Но, насколько мне известно, нынешние корабли тоже не слишком надежны.
— Да, в основном это утлые рыбацкие лодки. Но три столетия назад уровень технологий был выше.
С тревогой и даже страхом рассматривал я другой план, на котором лаконичные крестики отмечали места последнего успокоения наших предшественников‑кладоискателей, попавших в ловушки. Вроде бы все сюрпризы были уже выявлены, и все же мысль о том, что может поджидать нас за последней дверью, сильно охлаждала мой пыл. Собственно, и пыла‑то особенного не было; я даже сам удивлялся, сколь мало возбуждают меня эти несметные богатства, которые будто бы только оставалось прийти и взять. Иное дело Лоут; он весь был охвачен этой идеей. Должно быть, все дело было в том, что он уже совершенно адаптировался к этой эпохе, а я не видел для себя в ней места и все еще продолжал тосковать по цивилизации, по Проклятому Веку, который когда‑то так ненавидел.
48
Мы покинули тайное убежище Лоута перед закатом, прихватив с собой заранее припасенные здесь моим другом инструменты и оружие. Не знаю, как скоро хватились бандиты своего главаря, но, полагаю, никто особо о нем не сокрушался: сочтя нас заваленными где‑то в руинах, бандиты, очевидно, на другой же день выбрали нового вожака. |