— Какие там деньги, посмотрите сами, — я отвязал от пояса кошелек и кинул его главарю. Другой разбойник забрал у меня кинжал.

— В самом деле негусто, — заметил главарь, пересчитав медяки. — Только, сдается мне, это не все, чем ты можешь похвастать. Ну‑ка сними куртку.

Естественно, мне пришлось подчиниться.

— Что бы это могло быть? — удивился главарь, встряхивая кошель с золотом. — Не иначе святые мощи из монастыря!

Разбойники захохотали. Главарь высыпал на ладонь несколько золотых монет, следом за ними выпал небольшой изумруд. Кто‑то восхищенно присвистнул.

— Нехорошо врать, — наставительно заметил разбойник, поворачиваясь ко мне. — Святые отцы учат, что ложь изобрел сам Сатана. (Новый взрыв смеха.) Знаешь, как мы наказываем обманщиков?

— Ребята, да посмотрите на меня! — воскликнул я в отчаянии. — Будь я рыцарем или купцом, разве я бы оказался здесь без лошади, без охраны, в этом костюме? Мы же с вами занимаемся одним ремеслом! Я украл эти деньги у корринвальдского вельможи и теперь бегу в Грундорг!

— Гм… — задумался предводитель разбойников. — Звучит правдоподобно. Ну‑ка, парни, обыщите его получше.

Но, так как дальнейший обыск ничего не дал (я лишний раз порадовался, что не взял с собой дворянскую грамоту), разбойники поверили в мою историю.

— Что же нам с тобой делать? — произнес главарь. Я подумал, не попроситься ли в шайку, но тут же отверг эту мысль — не для того я бежал из Корринвальда, чтобы снова оказаться вне закона.

— Вот что! — решил предводитель. — Поскольку по твоей шее плачет та же веревка, что и по нашим, мы отпустим тебя восвояси и вернем это, — он кинул мне кошель с медяками. — Но, за то что ты хотел обмануть своих товарищей и не пожелал с нами делиться, мы заберем всю твою добычу. Справедливо?

— Справедливо! — закричали разбойники.

— Справедливо, — пришлось согласиться и мне. — Но скажите хотя бы, далеко ли до Грундорга?

— Ты уже здесь, — объяснили мне. — Иди дальше по дороге, часа через три выйдешь к ближайшему городу.

Вот так я в один момент лишился состояния, которое могло бы надолго обеспечить мне спокойную жизнь. Трудно сказать, как сложилась бы моя дальнейшая судьба, если бы не эта встреча с грабителями; во всяком случае, вряд ли бы я попал туда, где нахожусь сейчас.

Разбойники не соврали: через три часа (насколько я мог судить по солнцу), голодный, уставший, лишившийся всех надежд и не имеющий понятия, что делать дальше, я подошел к воротам грундоргского города.

Это был еще один грязный средневековый городишко, ничем не отличающийся от своих корринвальдских собратьев. Впрочем, мне было не до эстетических оценок. Тех денег, что у меня оставались, хватило бы на еду и ночлег в ближайшие пять‑шесть дней, может, неделю, если найти заведение подешевле. После этого я оказывался без средств к существованию. Обратиться к властям, в надежде на вражду между Грундоргом и Корринвальдом? Но, как я уже отмечал, я не был фигурой, имеющей вес в политике, к тому же у меня не было никаких документов, способных подтвердить мой рассказ. Я даже не располагал какими‑либо важными секретами, которые можно было бы продать грундоргцам…

Размышляя таким образом, я оказался на пороге харчевни, достаточно грязной, чтобы не заламывать высокие цены. Я вдруг особенно остро почувствовал, как нуждаюсь в еде и отдыхе, и вошел внутрь. Утолив голод и опорожнив большую кружку дрянного вина, я расслабился (насколько это можно было сделать на колченогом табурете) и, облокотившись на стол, принялся лениво наблюдать за другими посетителями.

Грундоргский язык, насколько я мог судить по долетавшим обрывкам разговоров, отличался от корринвальдского, но не настолько, чтобы я не мог объясниться с местными жителями.