Все это, повторяю, я знал и прежде; однако облик пленных мутантов поразил меня. Несмотря на то, что, если верить Кри, некоторые ядерные объекты взорвались совсем недавно, а каким‑то, видимо, это еще предстоит, основное радиоактивное загрязнение пришлось на первые столетия после Искупления; исходя из этого, я полагал, что за прошедшие века естественный отбор отмел нежизнеспособные формы мутантов, так что ныне существующие их расы по‑своему совершенны и единообразны. Однако, хотя среди пленников и не было ни одного двухголового — любимый образ фантастики моей эпохи — но в целом они являли собой настоящий паноптикум нефункциональных уродств. Я спросил у своего товарища‑солдата, все ли мутанты таковы, или есть среди них и более похожие на людей. Он подтвердил, что бывают мутанты, практически неотличимые от нормального человека (он, конечно, сказал просто «от человека»), но таких обычно не берут в плен, а уничтожают на месте. Во‑первых, потому, что они могут, скрыв свои дефекты или избавившись от них (скажем, отрубив себе деформированную кисть), выдать себя за нормального; во‑вторых — тут солдат широко усмехнулся — их тела вполне способны ввести грешных людей в искушение, хотя вообще‑то совокупление с мутантом считается тяжким грехом.

Итак, среди мутантов были как вполне функциональные, почти нормальные, так и явно ущербные; наличие последних можно было объяснить двумя способами. Либо мутанты сохраняют жизнь даже наименее жизнеспособным своим представителям — а значит, у них есть медицина и какие‑то социальные институты, и они отнюдь не полуживотные, каковыми их считают в королевствах; либо — при этой мысли все у меня внутри похолодело — либо причины, бурно порождающие новые мутации, не исчезли, и там, куда мы направляемся, сохраняются очаги высокой радиоактивности.

37

Странно, что мысль о подобной опасности не пришла мне в голову раньше; теперь же я сразу подумал о необходимости дезертировать. Однако, поразмыслив еще, я решил, что спешить с этим не стоит; меня пугала не столько возможность поимки — вряд ли станут устраивать охоту на одного‑единственного солдата — сколько перспектива опять остаться без средств к существованию. Эта опасность была вполне реальной, в то время как опасность наткнуться на очаг радиации — гипотетической и маловероятной. Даже если такие зоны и существовали в пределах досягаемости, далеко не факт, что они окажутся на нашем пути; а если и окажутся, то не исключено, что их удастся заблаговременно распознать по внешнему виду — скажем, по вымершей или разнообразно мутировавшей флоре и фауне.

Таким образом, я не предпринял попыток покинуть экспедиционный корпус. Через неделю после встречи с пленными мутантами мы вышли на северную границу Диких Земель и остановились ненадолго в самой южной грундоргской крепости. Некогда это был просто деревянный форт; мутанты во время своих набегов несколько раз сжигали его, а королевские солдаты всякий раз отстраивали заново. Наконец предшественник Ральтвиака в последние годы своего правления велел заменить деревянные стены каменными; постройка обрела большую прочность, но хорошей крепостью так и не стала. Этот форт, как и другие пограничные крепости, служил базой для периодических неглубоких рейдов в Дикие Земли; теперь сюда были заблаговременно доставлены припасы для нашего экспедиционного корпуса, численность которого к тому времени составляла что‑то около четырех тысяч человек, в основном пехотинцев — от кавалерии мало проку в лесах. После короткого отдыха и последних приготовлений мы выступили оттуда четырьмя полками, которые, продвигаясь к югу, постепенно расходились в стороны; в свою очередь, каждый полк тоже со временем разделился.