– Обещаю тебе это.

– Но я могу снова их связать, когда кто-нибудь придет?

– Да.

– Поклянись.

– Священное писание гласит: «Ваша речь: да, да, нет, нет; что больше этого, то от лукавого». Я не клянусь, я просто обещаю тебе и сдержу свое слово.

– Я верю тебе.

Она приподнялась и попыталась ослабить узел на моей шее. Должен признаться, что в этот момент благоухание милой Петрушки ни в малейшей степени не было для меня противным. Наконец я протянул вперед затекшие руки и вздохнул с наслаждением полной грудью, не стянутой веревками. Мадана теперь уселась перед входом, откуда могла издалека заметить приближение людей. То, что наша беседа может вестись и дальше через дверное отверстие, бравая старушка доказала мне тут же.

– Когда кто-нибудь придет, я тебя на время свяжу, – сказала она, – и тогда, тогда… О Господи, вернешься ли ты, если я позволю тебе уйти?

– Да. Но куда мне нужно прийти?

– Туда, на гору, где живет Рух-и-кульян.

Я удивленно вскинул голову. Это ведь было именно тем самым приключением, которое редко кому выпадало!

– Я уйду, но ты можешь рассчитывать на то, что я вернусь! – с радостью обещал я. – Но я не знаю дороги.

– Я позову Ингджу, она тебя проведет.

Ингджа – это «жемчужина», многообещающее имя!

– Кто такая Ингджа? – полюбопытствовал я.

– Дочь Неджир-бея.

– Неджир-бея? – переспросил я оторопело.

– Она отличается от своего отца, она лучше.

– Она меня поведет, хотя знает, что это дело касается ее отца?

– Да. Она любимица Мары Дуриме, и я с ней говорила о чужом эмире, побеждающем яд и обладающем чудодейственным оружием.

Значит, вести о моих чудесных медицинских способностях достигли даже этой местности. Я удивленно спросил:

– Кто тебе сказал это?

– Твой слуга рассказал об этом отцу больной, а Мара Дуриме – Ингдже. Мне ее позвать, господин?

– Да, если можно.

– Тогда мне придется тебя снова связать, но только до тех пор, пока я не вернусь.

– Хорошо, давай!

Я охотно повиновался теперь заботливым рукам Маданы. Она отсутствовала недолго. Вскоре старуха возвратилась и сказала, что Ингджа скоро придет. Мадана освободила мне руки, и я спросил ее, была ли она в деревне, выразив при этом опасение:

– А если бы тебя увидели? Ты же должна меня охранять!

– О, мужчины все отсутствуют, а женщины, видевшие меня, не подведут нас.

– А где мужчины?

– Ушли в Лизан.

– Зачем?

– Я не спрашивала. Какое мне дело до дел этих мужчин! Может, тебе это скажет Ингджа.

Старуха снова уселась перед дверью. Вскоре она торопливо поднялась и побежала кому-то навстречу. Они о чем-то пошептались перед хижиной, и чья-то тень заслонила вход в жилище. Это была Жемчужина.

Уже с первого взгляда на нее я сказал себе, что ее имя весьма метко. Ей было лет девятнадцать, она была высокая и с таким мускулистым телом, что у нас она, без сомнения, могла бы стать женою правофлангового старой прусской гвардии великанов. Несмотря на это, ее лицо было по-девчоночьи мягким и даже с заметным налетом застенчивости по отношению ко мне.

– Салам, эмир! – поздоровалась она тихим голосом.

– Салам! Ты Ингджа, дочь раиса Шурда?

– Да, господин.

– Прости, что не встал, чтобы приветствовать тебя, но я привязан.