— Вы что, знаете все их языки? — не поверила Лу.
— Не все, но многие, — и начал перечислять: — персидский, турецкий, арабский, еврейский, пуштунский…
— Хватит! — перебила Лу. — Больше я все равно не запомню. А как вы столько выучили?
— По-разному. Турецкий и персидский — еще в детстве, когда отец брал меня в свои коммерческие поездки. Отец, наполовину армянин, наполовину немец, хоть и был потомком старинного рода князей Багратуни, в реальной жизни торговал коврами, отсюда вся эта роскошь, — он кивнул на кучера и положил руку на колено Лу. Она резко сбросила его руку: «Мы пока еще не женаты!»
Лу не собиралась позволять ему класть руку, куда ему вздумается, и потом, когда они будут женаты, но это следовало правильным образом оформить. Тогда она еще не придумала, как именно. А теперь это уже давно продумано и обговорено, так что он ни разу к ней не прикоснулся. В свою очередь, она тоже взяла на себя определенные обязательства и обычно выполняла их неукоснительно. Вот только сегодня сорвалась и бросила грубый серый конверт на сервированный к завтраку столик. Карл Андреас был прав: этому поступку не было прощения, его нельзя оправдать никакой обидой, никаким возмущением. Но Карл все же простил ее и спросил участливо:
— Что за статья?
— Воспоминания о моем разрыве с Фридрихом Ницше.
— Кто же посмел тебе отказать?
— Журнал «Пан».
— Ах, журнал «Пан»… Интересно, чем ты им не угодила?
— Так ты этот журнал знаешь?
— Слышал о нем — наши профессора охотно его читают. И хорошо отзываются о многих статьях.
— А кто там заправляет?
— Главную скрипку там играет какой-то граф Гарри Кесслер. Говорят, человек отлично образованный и преданный новаторским идеям в искусстве.
— А что, если я схожу к нему на прием? Вряд ли он отвергнет меня, если он предан новаторским идеям в искусстве.
Мысль сходить в «Пан» вдохновила Лу, она знала, как ее присутствие озаряет любой ее текст. Не в привычках Лу было откладывать принятые решения, и потому она быстро собралась, оделась просто, но элегантно и подхватила у подъезда проезжающий мимо фиакр. Редакция журнала «Пан» располагалась недалеко от их квартиры, так что не прошло и получаса, как она взбегала на бельэтаж новомодного дома в центре города.
В ответ на вопрос, можно ли поговорить с графом Кесслером, молоденький секретарь попросил ее подождать и скрылся за матовой стеклянной дверью. Выйдя через минуту, он знаком предложил ей пройти за ним в просторный кабинет, где за огромным, сверкающим, как каток, антикварным письменным столом сидел очень молодой человек в отлично подогнанном дорогом сюртуке. Это озадачило Лу — дорогая одежда не вязалась с новаторскими идеями в искусстве. Как не вязался с этими идеями нелюбезный взгляд его прозрачных светлых глаз — он не дрогнул и не затуманился при виде Лу, как вздрогнул бы и затуманился нормальный взгляд нормального представителя новаторского искусства.
От этого прозрачного взгляда Лу стало не по себе.
— Граф Гарри Кесслер? — спросила она с несвойственной ей робостью, как будто могло быть сомнение, к кому она пришла.
— Чем могу быть полезен, фрау Андреас?
Лу положила на стол серый конверт с перечеркнутым адресом:
— Не могу понять, почему вы вернули мою статью.
— Мы публикуем серьезные материалы серьезных авторов. Я удивляюсь, как вы решились прислать нам этот дамский лепет?
Лу онемела — сказать о ее творчестве «дамский лепет»? Когда общепризнано, что в ней мужской интеллект сочетается с обаянием женственности. |