— В чем дело, Серов? Какого хрена так долго возитесь? — сыпал ругательствами наш босс Радкевич.

— Говорит не Серов, это Голиков.

— А где твой начальник? Почему он не отвечает на мои звонки? Что у вас творится? Все банкоматы не работают.

— Борис Михайлович, сбой произошел по вине Серова.

— Это не сбой, а диверсия! Я терплю убытки, а вы ни черта не делаете.

— Моей вины нет, за свои действия готов ответить. А вот Юрий Андреевич…

— Что ты мямлишь, говори четко.

— Он перезагрузил программу управления банкоматами. После этого начались неприятности.

— Почему? Ошибка?

Голиков понял, что ему выпал шанс. Грех не воспользоваться промахом начальника, если можно занять его место. Он торопливо заговорил, понизив голос и с опаской глядя на дверь:

— Борис Михайлович, я опасаюсь за Серова. У него крыша едет. Буквально. Вчера явился бледный, с перепоя, сегодня вообще не в себе. Я его спрашиваю: какие изменения ты внес в программу, а он не помнит, реально не помнит — глаза пустые. Такое впечатление, что Серов свихнулся. Вы сами на него посмотрите. Он может такого натворить.

— Он уже натворил. Ты сможешь исправить?

— Постараюсь.

— Занимайся, подключай других сотрудников, а Серова немедленно ко мне.

Вернувшись из туалета в ужасном состоянии, я застал коллегу на своем рабочем месте. Олег, не отрываясь от монитора, коротко сообщил:

— Тебя Радкевич вызывает. Срочно.

— Я как раз собирался с ним поговорить, — промямлил я, погруженный в свои мысли.

Как только я вошел в кабинет босса, Радкевич метнул раздраженный взгляд и брезгливо поморщился при виде бледного поникшего сотрудника.

— Ты о чем думаешь, Серов?

— Я хотел попросить вас. Мне нужен кредит.

— Какой еще кредит?

— Двести тысяч евро. У меня дочь… Хотя бы сто пятьдесят.

— Что? — взвился Радкевич, поднимаясь из-за стола. — Ответь на вопрос: ты обновлял сегодня программу управления банкоматами?

— Понимаете… — Я замялся.

— А что тут понимать. Мне уже доложили, что по твоей вине я терплю убытки, а ты настолько обнаглел, что просишь у меня деньги. Это не просто наглость, это издевательство!

— Понимаете, у меня сегодня…

— Да наплевать, что у тебя! Вчера мы поговорили, ты вроде бы согласился, а сегодня занимаешься вредительством.

— Нет.

— Я этого не потерплю!

— Я попытаюсь…

Радкевич с подозрением всмотрелся в мое лицо:

— Ты что, под кайфом?

— Всего две таблетки, успокаивающих, — оправдывался я, но лучше бы этого не произносил.

— Таблетки, значит, — покачал головой банкир и рубанул воздух ладонью: — К компьютеру ты больше не подойдешь. Ты свободен. Вообще свободен. С сегодняшнего дня ты уволен, Серов.

— А как же… — Я видел перед глазами больную дочь, а Радкевич сумму в графе убытки.

— Убирайся! — рявкнул он.

Я покинул кабинет словно во сне. Неужели моя болезнь написана на моем лице. Первый день, как я узнал, и уже такой кошмар. Что же будет дальше.

На рабочем месте меня встретил притихший и вежливый Голиков.

— Слушай, старик, мне позвонили, сказали не подпускать тебя к компьютерам. Ты должен собрать личные вещи и… — взгляд Олега красноречиво переместился на дверь. — Извини, это приказ Радкевича.