— А-а-а, тот красавчик — глаз не отвести.

— А у «Метс» тот совсем молоденький шортстоп, он вечно промазывает… Нет, нет… дал свечу. И какую. Хоть не вылетел. Ой, если я тебе буду пересказывать подачу за подачей, я тебя разорю.

Однако от такого вот — подача за подачей — пересказа я получал удовольствие большее, чем если бы сидел на трибуне.

— Давай-давай, Герман. Я — человек не бедный. Подачу за подачей. Что там сейчас?

— Теперь должны выходить Эрнандес и Картер. Эта игра — это что-то особенное, но счет был три: ноль в девятом иннинге. «Метс» забили всего два мяча. И знаешь что? С минуты на минуту начнется матч «Ред сокс». Матч должен начаться в восемь, а сейчас уже семь. Ух ты, Кейт вылетел.

— Вылетел? Что ж, они так и будут играть всю ночь?

Отец расхохотался.

— Похоже на то.

— Ладно. Позвоню тебе завтра — узнаю, чем кончится. Будь здоров.

— Не беспокойся, они выиграют. Иди-ка спать, — сказал он.

Назавтра, в семь утра — отец всегда вставал в семь — и в полдень по лондонскому времени отец позвонил: сообщить результат.

— Фил?

— Да.

— Это папа. Ты в жизни ничего подобного не видал. «Метс» выиграли в шестнадцатом иннинге.

— Здорово. Я собирался позвонить тебе чуть позже.

— Я только встал. Знал — тебе не терпится узнать как и что. В девятом иннинге у них было на три очка меньше. Рассказывал я тебе или не рассказывал про девятый иннинг?

— Какая разница. Расскажи все по порядку.

— Так вот. У них в девятом иннинге было три хоумрана. И они добились счета четыре: три. И тут этот их питчер…

— Хьюстонский Керфилд?

— Да нет. Питчер за «Метс». Все забываю, как его там.

— Макдауэлл.

— Да нет, другой.

— Ороско.

— Угу. Мороско. «Метс» выходят вперед со счетом четыре: три. И тогда Хьюстон делает хоумран, и теперь счет четыре: четыре. В шестнадцатом иннинге «Метс» забивает три. Они впереди — семь: четыре. Хьюстон поднапрягся. Семь: шесть. Потом Кевин Басс три раза мажет, и они выигрывают семь: шесть.

— Значит, они выиграли серию.

— Да, выиграли.

— И как «Метс» удалось забить три хоумрана?

— А все Дикстра. Этот парень — это что-то. После того как Мороско выдал три хоумрана в шестнадцатом иннинге, Эрнандес вышел на горку — я только что в газете прочел, — и знаешь, что он сказал? Еще один такой запулишь — убью.

— Ну это вряд ли.

— А я бы его убил, — рассмеялся отец, и голос у него был такой бодрый, точно весной он только прикидывался, что болен, и намерен прожить еще тысячу лет.

Передышка длилась около суток. Затем опухоль мозга снова дала о себе знать.

В следующие полтора месяца ничего не случалось и не предпринималось — ни один из нас не представлял себе, что именно следует предпринять. Так как первый нейрохирург сказал, что облучение на опухоль не подействует, а второй, что шансы невелики, нам стало казаться, что вряд ли стоит брать у отца биопсию, в особенности учитывая — а я навел справки, — что процедура эта крайне болезненная и небезопасная: ведь иглу вводят вслепую.