— И только после ее ухода понял, что недостоин даже произносить ее имя, ибо слаб духом и помыслы мои тщеславны и ничтожны! — продолжал собеседник, не слыша ее, ибо горе поглотило все другие его чувства. — Вот и сейчас, перед дорогой, в душе моей страх и печаль… Самые черные мысли овладевают умом, самые свирепые видения подступают со всех сторон, и постыдная слабость не дает мне отогнать их!

Женщина стояла неподвижно, покорно склонив голову и лишь иногда чуть заметно кивая, точно соглашаясь с давно знакомыми словами.

— К тому же, приняв вашу помощь, я подверг опасности и вас, великодушная донна…

— А может быть, наш разговор — это божественный знак, который я должен со временем разгадать! Пока же это мне, увы, не по силам… Но я благодарю вас от всего израненного сердца! И да благословит вас Господь за сегодняшнюю встречу и за надежду, которую вы подарили мне в этот тяжкий час!

Мужчина неловко опустился на одно колено и, приклонив голову к руке женщины, коснулся губами ее пальцев.

Глава 19

Некоторое время они еще пребывали в пределах кухни — женщина и мужчина, неловко целующий ей руку, — когда Вероника машинально закрыла и отодвинула тетрадь. Кажется, она нечаянно всхлипнула, глядя на них… таких красивых и печальных… таких настоящих… пришедших в ЕЕ ЖИЗНЬ! Да-да, пришедших в ее скромную жизнь из неведомых далей, дабы смягчить ее тревоги и утешить ее в печали…

И тут силуэты начали таять, прозрачнеть, исчезать на глазах; однако не исчезли вовсе, а, невидимые уже, плавно понеслись куда-то за стены дома, в большой мир, и удержать их было теперь не в ее силах. И так жаль было расставаться с ними, что она, щелкнув выключателем, в темноте выглянула в окно и даже распахнула форточку. Но увы: след их растаял в ночи, и дальнейший их путь потерялся во мраке, ибо пьеса была закончена.

Неужели?!

Да, несомненно, ПЬЕСА БЫЛА ЗАКОНЧЕНА!

Эта новая мысль поразила ее.

Она еще раз оглядела тетрадь, распухшую и как будто порядком потяжелевшую. Так и есть, она была исписана почти до конца…

КОНЕЦ ПЬЕСЫ.

Слово «пьеса» разгоралось перед глазами все ярче, переливаясь подобно драгоценному камню, бриллианту, алмазу; и, если всмотреться, в нем можно было различить сверкание огней рамп, юпитеров, фотовспышек; и было в нем сияние глаз актеров и актрис, и блеск серег и ожерелий женщин в зрительном зале, и шум рукоплесканий, и музыка — о взмах руки дирижера с лицом властным и вдохновенным! о скрипки! — и все это имело самое определенное отношение к пьесе, а значит, и к ней, Веронике!

Темно-синие очертания домов застыли в почтительной неподвижности. Размытыми декорациями рисовались деревья на заднем плане. Бледно-желтая луна театрально примостилась на скате дальней крыши. А в воздухе — да-да, в октябре месяце! — явственно ПАХЛО НОВЫМ ГОДОМ!!!

Невесть сколько времени она простояла перед окном, упиваясь видениями волшебными — и чем дальше, тем более бессмысленными.

Потом вдруг в одну минуту сладкая усталость овладела ею. Словно по команде, тело разом утратило способность двигаться, а голова — размышлять. «Кажется, теперь я заслужила спокойный сон», — успела еще додумать Вероника, мгновенно отяжелев и из последних сил перебираясь в комнату. Туманящимся взглядом она окинула комнату: детские колготки на стуле; силуэт горшка с кактусом на подоконнике; чайник на краешке стола. Были во всем этом какой-то глубокий смысл, какое-то величие и нежность… и мысль потерялась вдали неясным гармоничным аккордом.

* * *

Должно быть, ей снилось что-то очень хорошее — жаль только, не запомнилось, что именно.