— С какой стати мне было обращаться к вам, предлагать свою помощь?
— Всегда лучше проникнуть во внутренний круг — поближе к информации. Это был ловкий ход с вашей стороны.
— Я звоню адвокату!
— Валяйте, — Ева любезно указала на телефон. — Вызывайте адвоката, и тогда я навалюсь на вас, как тонна кирпичей. Я очень устала. Я хочу покончить с этим делом. Поэтому я готова прямо сейчас выслушать от вас признание, которое облегчит вашу участь. — Она заметила нерешительность, промелькнувшую во взгляде Селины. — Поймите, Джону Блу нет смысла лгать. Он знает, скольких женщин он убил и что сделал с каждой из них. Их пятнадцать. Его не было в парке «Гринпис» в ночь убийства Аннализы. У него железное алиби.
— Ну, тогда это был…
— …кто-то другой? — подсказала Ева. — Да, это был кто-то другой. Кто-то знакомый со всеми деталями, которые мы скрывали от прессы. Кто-то, кто мог использовать эти детали, скопировать их. Только это был не мужчина. В ту ночь мужчины не было. Только вы. Он ведь бросил вас, Селина? Лукас бросил вас, потому что влюбился в нее?
— Мы расстались по обоюдному согласию! Он с ней не встречался, пока мы были вместе!
— Верно, не встречался. Порядочный, честный человек. Он не двурушничал, не обманывал вас, не гулял налево. Но он познакомился с ней еще до того, как вы расстались. Кстати, Лукас это подтверждает. Он сказал, что, когда познакомился с ней, у него внутри как будто щелкнуло. Держу пари, вы знали, что он влюбился. Возможно, еще раньше, чем он сам это понял. Держу пари, вы заглядывали в его мысли при любой возможности.
— Я вам уже говорила, я не вторгаюсь в чужие мысли без спроса!
— Вы лжете. До сих пор ваш дар был для вас скорее игрой. Забавной, увлекательной, прибыльной. Как-то раз вы мне сказали, что вы человек поверхностный, и вот это — чистейшая правда. Лукас разлюбил вас, он уходил от вас все дальше. Вам пришлось сделать вид, что расставание было вполне дружеским: надо было спасать свою гордость. А теперь смотрите: его новая дама сердца погибает страшной смертью, а вы тут как тут, с распростертыми объятиями, готовая утешить. Вы пролили хоть пару слезинок, когда ходили к нему сегодня?
— Я имела полное право навестить Лукаса! Элементарная порядочность…
— Не надо мне рассказывать про порядочность. — В голосе Евы прозвучала такая едкая горечь, что Селина отшатнулась, как от удара. — Вы знали, кто такой Джон Блу, чем он занимается и где его искать. Вы все это знали задолго до того, как пришли ко мне. Вы наблюдали, как он убивает — снова, и снова, и снова. И вы заставили его таскать для вас каштаны из огня. Вы использовали и его, и его жертв, и меня. Одна из продавщиц ремесленного магазинчика в верхней части города — вам хватило ума уехать подальше от дома — запомнила вас, Селина. У вас впечатляющая внешность. Она запомнила, как вы приходили в магазин и купили три ярда красной репсовой ленты. Это было четыре месяца назад. Четыре месяца назад!
Щеки Селины уже нельзя было назвать даже бледными. Они приобрели землистый оттенок.
— Это… это не доказывает…
— Думаете, все это косвенные улики? Напрасно. Эти улики складываются в стройную картину. Средства, мотив, возможность. — Ева выбросила вверх три пальца. — Вы были знакомы с жертвой, с деталями других убийств, вы приобрели орудие убийства. Считайте, что вы сами намотали эту ленту себе на шею. — Ева сделала паузу, дожидаясь, пока до Селины дойдет смысл ее слов. — Никто, кроме вас, не мог ее убить. Вы проиграли, Селина. Взгляните правде в глаза. В чем вас никак нельзя обвинить, так это в слабости. |