| В этом случае гораздо опаснее могли быть люди, принимающие suffrage universel и автономию народа. Тех, конечно, следует остерегаться, если завести с ними судебное дело. С теми полезны и хитрости, вроде фраз об умеренной свободе, тихом прогрессе, уважении к существующим уже законам и т. п. Те, как известно, люди незнакомые с аристократическими галантерейностями обхождения, и они «в книжках и словесно» не раз уже выказывали, как натурально и незастенчиво рассуждают они о разных вопросах, отправляясь от того же suffrage universel, на который опирается г. генеральный прокурор. Рассуждения их, безумные, по общему признанию, но строго последовательные (с точки зрения suffrage universel), имеют обыкновенно такой вид: «Вы, г. генеральный прокурор, признаете основою нынешнего правительства всеобщее избрание, по которому правительство является представителем интересов страны. В этом я с вами совершенно согласен и потому уважаю нынешнее правительство столько же, сколько и интересы страны, с ним связанные. Но не забывайте же, что нынешнее правительство Франции – представитель народа и пользуется своими правами не само по себе, абсолютно, а во имя прав и интересов народных. Следовательно, я, как и каждый гражданин, обязан уважать его лишь настолько и до тех пор, насколько и покуда оно связано со всей страною, идет заодно с народом. Я могу оскорбить правительство только тем поступком, которым я становлюсь виновен перед всем народом. В делах же, всего народа не касающихся или безразличных для него, я – полный господин, не подлежащими ответственности перед нашим правительством, народом избранным. Если я посягну на ваши должностные права, г. генеральный прокурор, – я оскорблю народ, давший вам эти права; но если я обыграю вас в карты или вздумаю сострить над вами, помистифировать вас в частной жизни, изобразить вашу персону в безобидной карикатуре и т. п., то во всех этих случаях перед народом я не виновен и ответственности не подлежу. Бесспорно, – вы заслуживаете уважение как представитель народа; но я знаю наверное, что к этому представительству нисколько не относится, например, ваша лысина, ваше гнусливое произношение, ваша хромота или близорукость, картежная игра или объедение и т. п. Во всех подобных статьях я, значит, имею дело только с вами, господином таким-то, во всем равным мне гражданином, а не с генеральным прокурором или другим чином, представляющим в себе интересы народа. Следовательно, если мне не нравятся ваши знакомые и я говорю, например, что они льстецы и негодяи, то они и вы можете, пожалуй, начать частный иск против меня, но никак не можете выставлять на вид suffrage universel и интересы страны; где является частная жизнь и личные отношения, там ваше представительство кончается, и народу до вас так же мало дела, как до всякого другого. Теперь далее. Во всем, что для народа важно и не безразлично, вы можете действовать во имя народа, но не иначе, как при полном убеждении, что ваши действия именно выражают его стремления и интересы. Как же вы в этом убедитесь? Прибегать к всеобщей подаче голосов по каждому делу – нельзя; аналогии и наведения как раз обманут; собственное личное рассуждение не представляет достаточно гарантий на то, что результаты его будут согласны с народной волей. Единственное средство продолжать свою представительную роль достойным образом состоит в том, чтобы прислушиваться к мнениям, раздающимся около вас. Чтобы доставить вам к этому полные удобства, вам предлагается пресса. Видите ли, г. генеральный прокурор, как ваша роль в отношении к прессе изменяется, если вы только захотите правильно посмотреть на ваше представительное значение. Никогда и ни в каком случае не может быть у вас речи о том, чтобы позвать писателя к суду; напротив, suffrage universel, сделавший вас представителем народа, обязывает вас прислушиваться непременно ко всякому голосу, исходящему из этого народа, и прислушиваться не затем, чтоб заглушать его, а затем, чтоб принять его в соображение. |
