— Господин бригадир, а что такое «а?бра?зи?вы»?
— Старшой, как стекло подымать? Там листы, метра по три. Побьем всё по дороге…
— Я те побью, остолоп! Так в рамах и тащите!
Президент шесть раз поднимался наверх, чтобы глотнуть свежего воздуха, и снова возвращался на нижний ярус. Каждые пять минут требовалось
его присутствие, для идентификации тех или иных образцов. С огромным сожалением он примирился с мыслью, что не удастся поднять наверх
тяжелые дизеля и трансформаторы. Скоро стало очевидным, что без специальной техники не сдвинуть с места секции корабельных и портовых
кранов. До лучших времен пришлось бросить сорок гусеничных тягачей, типографские машины и несколько сотен труб большого диаметра, так
пригодившихся бы для восстановления канализации. Артур только кивнул на жалобную просьбу полковника выдать солдатам водки и разрешил
посменный ужин. Сам он попытался пожевать на ходу, хотя не испытывал ни малейшего голода.
Артура не оставляло нехорошее предчувствие. И дело было не в крови и не в убийствах — он видывал картинки и пострашнее.
Словно он что?то недоглядел. Словно в суматохе упустил нечто важное.
Даже самые темные крестьяне, призванные в армию, не могли не понимать, какое богатство свалилось им в руки. И клерками, и военными овладела
азартная эйфория после того, как президент помещал сотую долю от реализации пустить на премию. Невзирая на время суток и голод, валясь от
усталости, две тысячи человек поочередно становились грузчиками или выходили в караулы. На рассвете к отправке было готово не более
четверти фургонов, а внизу еще оставались неисследованными десятки секций.
И несколько отвесных стволов, ведущих неизвестно куда.
Старшина Счетной палаты разыскал президента в окружении командиров на третьем подземном этаже. Военачальники склонились над исчерканной
картой возле полузасыпанного коридора. В стене зиял свежий пролом.
— Всё погрузить не удастся, господин! Вот списки; либо придется оставить листовой прокат, либо рулоны с сеткой, либо вообще не трогать зал,
где лежат эти… как их… строительные смеси…
Когда Старшина ушел, Коваль в третий раз разулся и принял у картографа мелок.
— Плохо дело…— промычал чингис, наблюдая, как появляется на грубой бумаге схема скрытых ходов. — Это шо ж нам, ишо глубжей копать?
Коваль задумался, глядя на листок. Получалось, что под ними находился еще один тоннель, уходящий очень далеко на запад…
Из пролома в стене показался луч света, затем один за другим начали вылезать перемазанные разведчики.
— Псы упираются, господин полковник! — Бравый служака, тараща глаза, вытянулся перед начальством. — Ни в какую дальше не заставить…
— Что вы там видели? — спросил Коваль.
— Так залито всё, господин! — наперебой заговорили солдаты. — Там порожек такой по стеночке, и канаты железные видать, на которых машина
подъемная крепится. Внизу она, под водой лежит… Этаж цельный, как тута, только залито всё…
— Да чем залито? Водой?
— Да не поймешь. Воняет сладким, как наверху, и светится вроде. Були ни в какую спускаться не хотят, скалятся и ноют, и это…
— Что еще?!
— Неладно, господин. Ухи там висят, поганое место…
Коваля в который раз кольнуло неприятное предчувствие. С одной стороны, это было так естественно, что в нижние этажи за сотню лет проникли
подземные воды. Однако его не покидала уверенность, что не всё так просто…
— Проводи меня, солдат! — Не слушая возражений бодигардов, президент вслед за разведчиком протиснулся в щель. |