Через сутки у нас кончатся запасы воды.

Пришлось урезать рацион, хотя пить хочется невыносимо словно все внутри высыхает. Но достать воды пока что негде. Реки текут в таких невероятно глубоких и отвесных ущельях, что спуститься туда нет никакой возможности. Мы все время присматриваемся - и никаких уступов, никаких понижений нет в этих каменных стенах, словно вырубленных гигантским топором. Умереть от жажды возле реки - это было бы в высшей степени оригинально! Пишу - и глотаю слюну, чтоб хоть немного освежить горящую глотку. Но и слюны мало. Осборну и женщинам дают двойной рацион воды, но и они выглядят плохо. Это настоящая долина смерти. Кое-где валяются кости мулов и лошадей как они сюда попали, интересно?

Кругом все мертво.

Мендоса говорит, что реки эти, наверное, раньше были очень большими (вероятно, раз они прорыли такие ущелья!), а теперь высохли и скоро совсем исчезнут.

- В Кордильерах все сохнет. Даже священное озеро инков Титикака уменьшается На глазах.

Я спрашивал его, куда это мы забрели, но он не знает. Говорит, что слыхал об этой долине (и счастье еще, что слыхал - он посоветовал взять с собой побольше воды и жиру!), но никогда здесь не был и не знает, как далеко она простирается и что будет за ней.

Вечером, в тот же день. Это настоящая ловушка! Впереди, на северо-востоке поднимается высокий зубчатый кряж, закрывая выход из долины. Пока не видно, есть ли там перевал и пройдут ли мулы. А если не пройдут? И что там, за кряжем? Может быть, такая же пустыня? На рассвете пойдем на штурм. Воды осталось меньше, чем на сутки. Но уже темнеет, и ночевать придется здесь.

Недавно наткнулись на следы трагедии, когда-то разыгравшейся в этом мрачном месте. Сначала - скелеты лошадей и мулов, поодиночке, на большом расстоянии друг от друга. Сохранились гривы, хвосты и серебряный набор сбруи. Мясо, должно быть, расклевали случайно залетевшие сюда коршуны. Потом человеческий скелет. Это был мужчина высокого роста. Рядом с ним лежал старинный меч в растрескавшихся кожаных ножнах, горсть золотых монет - испанских дублонов, кинжал с крестообразной рукояткой (вроде тех мизерикордий, которыми рыцари добивали побежденных противников на турнирах) и откатившийся в сторону стальной шлем конквистадоров. Лохмотья богатой испанской одежды, чудом сохранившейся в этой гигантской сушилке, лежали на костях. Он прошел всю долину и умер от жажды. Еще через несколько шагов, мы увидели два трупа, лежащих рядом, - тоже испанская одежда и вооружение XVI века. Потом еще один. Этот попытался пройти дальше. И все равно погиб.

- Это что же, и в Гималаях вот так? Пустыня и ветер? спрашивает Петя Веневцев.

- Ну, что ты! - говорю я и вспоминаю Гималаи.

Гималаи, по-моему, гораздо красивей. Они и величественней и как-то, я бы сказал, человечней.

Впрочем, я говорю о тех местах, где я побывал (конечно, за исключением ледопада Кхумбу и проклятого ущелья). Высокогорье там тоже ледяное и безжизненное. Но ведь до самой границы снегов в Гималаях кипит жизнь. А в Кордильерах на небольшой высоте чаще всего - голые камни и ветер. Правда, тибетская сторона Гималаев более пустынна, скудна и холодна. А ведь Анды так же двойственны, как Гималаи. Только они отгораживают не юг от севера, а восток от запада. Но картина получается сходная - одна сторона богата влагой и растительностью, а другая - суха и бесплодна. Мы все время бродим по сухим и холодным западным склонам великой цепи. Прохлада на западном склоне поддерживается холодным Перуанским течением, идущим вдоль берегов Чили и Перу, - оно сильно понижает температуру океана.