— Слушаю вас, молодой человек.
Это было для меня полной неожиданностью. Я считал, что начальник экспедиции подводников должен быть непременно здоровяком этакого богатырского сложения. Может быть, флотский капитан. С ним мне было бы легко столковаться.
Поэтому я стоял и растерянно молчал. Тогда Светлана насмешливо сказала:
— Под водой вы были активнее, Коля.
Все вокруг засмеялись.
— Так я слушаю вас, — повторил начальник. — Судя по всему, вы хотите присоединиться к нашей экспедиции, — он смотрел на рюкзак, лежащий у моих ног.
— Да, — обрадовался я.
— А вы кто, археолог?
— Нет.
— А кто же?
— Я, собственно, служил в армии.
— Военная косточка? — оживился старик. — Это отлично!
Потом уже я узнал, что своим упоминанием об армии сразу расположил его к себе. Военное дело было, оказывается, любимым коньком профессора — по своей специальности, казалось бы, совершенно мирного человека.
Мы никогда не могли понять этого его увлечения. В армии Василий Павлович служил недолго и очень давно, еще в первую мировую войну. Но до сих пор во время раскопок носил военную фуражку, сапоги и брюки-галифе, любил, когда ему отвечали по-военному, коротко и четко. Даже в своей науке он сумел выбрать какую-то особую военную тропку, написав несколько интересных исследований о вооружении и тактике древних греков.
Все это я узнал уже потом, а сейчас просто обрадовался, что армейская служба оказалась хорошей рекомендацией.
— А где же вы служили? — продолжал он расспрашивать.
— На флоте, — ответил я. (Это было не совсем так: я служил в береговой обороне. Но все равно ведь это рядом с морем.)
— Отлично. И с аквалангом знакомы?
— Знаком.
— И плавает он хорошо, — лукаво вставила Светлана.
— А документы, простите, у вас при себе? — спросил профессор.
Светлана засмеялась. Он удивленно посмотрел на нее.
— В чем дело?
— Так, Василий Павлович, — ответила она, подмигнув мне. — Вы же знаете, я сметливая.
Покраснев так, что мне стало жарко, я достал из рюкзака все свои документы и передал их профессору. Он внимательно изучал их, а я смотрел себе под ноги, чтобы только не встретиться взглядом с насмешливыми глазами Светланы.
— Отлично, — одобрительно сказал, наконец, профессор, возвращая мне документы. — Ну что же? Я вас зачисляю. Только учтите, зарплата у нас маленькая…
— Да мне это совсем не важно!
— Ладно. Тогда отправляйтесь завтра в Керчь на медицинскую комиссию.
Я попробовал было возражать, уверял, что здоров как бык. Но он поднял палец, посмотрел на меня поверх очков и строго сказал:
— Порядок есть порядок. Вы же военный человек, Козырев.
Я понял, что спорить бесполезно.
Комиссия, конечно, признала меня совершенно здоровым, и к вечеру следующего дня я уже снова был на косе. Теперь меня встретили как своего. Только Мишка бросил по моему адресу несколько замечаний, но я на них решил попросту не обращать внимания.
Остальные ребята были довольно славными. Долговязого и нескладного звали Павликом Борзуновым. С ним мы быстро подружились. Он оказался хорошим товарищем, ненавязчивым и добродушным, — предложил мне место рядом с собой в палатке, давал читать книги по истории, которые повсюду таскал с собой в старом, облупленном чемодане. Разговаривая, Павлик быстро начинал горячиться и размахивать длинными руками. За это над ним частенько подшучивали, но он не обижался. |