|
Оказывается, возвратившись из столицы темнее тучи, весь понедельник прокурор области гонял начальство, потом собрал внеочередное заседание коллегии, срочными телефонными звонками тут же вызывались городские и сельские прокуроры. Раскланиваясь в приёмной, они с придыханием шествовали «на ковёр», а оттуда выскакивали, как из парилки, с всклокоченными волосами, красные, глаза вразлёт и, ни слова не говоря, бросались за дверь, прыгали в машины и уносились пуще ракет, готовые если не взорваться, то уж точно немедленно умчаться в поднебесье и бомбить обозначенные цели. Захлёбываясь от чувств, Яшка, конечно, прибавлял от себя и балагурил, но мы с Павлом Никифоровичем мрачно переглядывались, встревоженные не на шутку. Нас обоих ждала та же участь. Докладывать Игорушкину было нечего.
Вчера я весь день проторчал в бюро экспертиз на вскрытии, Федонин – в КГБ. Над добычей нашей плакал тот самый кот, поэтому старший следователь ещё сильнее забарабанил по портсигару, убивая взором веселящегося Яшку, а я задымил сигаретой, как колёсный пароход из кинофильма «Волга-Волга» перед катастрофой. – Ты смотри! – поморщился Федонин. – Мне в аквариум пепел не стряхни. Должно быть, от Яшкиных страстей рыбки метались там, не зная куда деться. – Что им будет-то? – не унимался Готляр и, подбежав к аквариуму, заводил своей сигареткой у стекла. – Яд нам, а им, если и достанутся, – минералы. – Кстати, про яд, Павел Никифорович, – вернулся я к нашему разговору, прерванному прокурором отдела. – Отчего умер Семиножкин пока неизвестно. У него внезапно началось сильное сердцебиение, и в течение часа он скончался. – Инфаркт? – поднял брови Федонин. – Это кто же его напугал? – Врачи «скорой» успели приехать, пытались спасти, но… даже не повезли в реанимацию, – кивнул я. – А кто испугал?.. Жена рассказала, что посетителей особых не было. С приятелем тот засиделся накануне допоздна. Но тот обычно у них дневал и ночевал. А посторонних никого. – И не жаловался? – Наоборот. Всё бодрился, таблетки прятал тайком, хотя старикан древний. Бегал по утрам и купался регулярно. – По системе Поля Брэгга, – опять влез Готляр. – Я вот тоже думаю бегать надо. – Вот так, – покачал головой Федонин, – живёшь, живёшь и не думаешь, что завтра в резалке окажешься. А мы суетимся, ссоримся, всё что-то доказываем друг другу. Сейчас Петрович станет нервы мотать. – Да наша медицина!.. – подскочил со стула Готляр в азарте возмущения. – К моей Сонечке в аптеку повадился недавно один… – Югоров с выводами не спешит, – перебил я его. – Сам вскрывал? – оживился Федонин. – Константин Владимирович, – кивнул я. – Вам большой привет. Сказал, не следует торопиться с выводами, подождём результаты химических исследований… крови, подногтевого вещества, содержимого желудка… Вдова Семиножкина больно уж тревожилась. – Значит, таблетки прятал? – покачал головой Федонин. – Вообще-то он сильно верующим был, – поделился я своими соображениями. – Николай Петрович нам с вами рассказывал, что Семиножкин долгое время в музее работал, а мне кажется, это не главное занятие в его жизни. Приехал я осматривать их квартиру и ахнул. Чуть не алтарь из икон на одной из стен в его комнате и утвари церковной полно. Он или собирал всю жизнь, или в церкви служил. – Хоббизм, – всполошился Готляр и глаза его засверкали. – Сейчас этих сумасшедших! – Неслучайно он насчёт креста архиерейского беспокоился. |
