Изменить размер шрифта - +
Сколько помнил, всегда считал ее своей матерью. И даже, когда его привозили в деревню на брянщину и плохо одетая женщина с рано постаревшим лицом, тянула к нему руки, ласково называя его сынком, стеснялся к ней подойти. Однажды, так и заявил этой женщине, указав на Лидию Михайловну:

– Я вам не сынок. Вот моя мама.

Женщина тогда расплакалась, а Лидия Михайловна уговорила ее, дать согласие на усыновление Юрия. Впрочем, как потом не раз думал он, настоящая мать с радостью отдала бы ей всех своих детей. Юрочка выглядел ухоженным, не в пример ее грязнопузым малышам, на которых и одежды-то не хватает. Любым недоноскам рады. А у этого сытая мордашка. И одет он так, что старшно прикоснуться, чтобы не испачкать.

С братом Николаем отношения они почти не поддерживали. Юрий стыдился, что у него есть такой старший брат. И очень был рад, что Лидия Михайловна записала его на свою фамилию. Ну и что с того, что у него фамилия нерусская. По крайней мере, она во много раз лучше, как казалось ему, чем фамилия его брата близнеца – Коршунов. Пусть Николая дразнят, что коршун, это птица, не брезговавшая падалью. Про фамилию – Нельсон, никто такого не скажет. А стало быть, кличка про грязную птицу, к Юрию не пристанет.

Потом, когда подрос, Юрий уже сам несколько раз приезжал в деревню, но не чувствовал родства не к настоящей матери, ни к брату с сетрами. Скорее, чувство превосходства, что вот он какой. И какие они. Всегда неухоженные, грязные. Одеты не так, как он. И говорок у них немного странный, даже улыбку вызывает, что обыкновенную картошку с луком, они называют – бульбой и цыбулей. Деревенщики.

А после одного случая и вовсе перестал ездеть туда. Тогда его, деревенская мать, напилась самогону. Юрий слышал ее храп на печке. Брат Николай ночами где-то пропадал. Юрию не рассказывал ничего.

Он лег спать в каморке, но ночью проснулся оттого, что кто-то толкал его в бок. Узкое окно было не занавешано, и он, открыв глаза, в полумраке увидел свою сестру. Испугался поначалу. Чего ей надо? Зачем влезла к нему на кровать в одной ночной рубашонке.

– Тихо ты, – прицыкнула на него сестра, заползая к нему по одеяло и прижимаясь, точно замерзла. – Мать разбудишь. Молчи.

Она улыбнулась и вдруг сняла с себя ночную рубашку, и Юрий чуть не задохнулся от охватившего его приступа волнения. Теперь его старшая сестра, семнадцатилетняя Наташка, была совсем голая. Хорошо, что в темноте она не видела, как он покраснел от стыда.

– Я пойду… – жалобно произнес Юрий, а Наташка тихонько засмеялась. Куда ему уходить со своей кровати? Этому мальчику-паеньке.

– Чудной ты, какой-то. Неужели там, в городе, никогда девку в руках не держал? – прошептала она ему на ушко, погладив по волосам.

Юрий стыдливо помотал головой. Пока он даже не думал об этом.

– Ну, на, подержи, – она взяла его руку и приложила к своей груди. И Юрий почувствовал, как учащенно у нее бьется сердце. Хотел убрать руку, но против его воли, рука сжалась, придавив выпуклый сосок.

– Тихенько, глупенький. А то сосок болеть будет, – прошептала Наташка, гладя его обеими руками по голове и в то же время, как змея вползая под него.

– Я не могу…. Понимаешь, это нельзя. Мы ведь родные.

Наташка засмеялась, прижимая его голову к своей груди.

– Какие мы родные. Можно сказать, чужие. Ты там живешь, а мы тут. И зря ты стесняешься. Вон Колька, он уже давно нас обеих с сестрой долбит. И не стесняется. То ее, то меня. По настроению. А ты даже пощупать, как следует, боишься. А ведь хочешь. Смотри как твой отросток вздулся. Ну, давай же, ложись на меня, – Она раздвинула ноги.

Руки Юрия быстро пробежали по телу девушки и остановились там, где нужно. Даже представить никогда не мог, что там могут расти такие густые волосы, а под ними…

Он погладил и почувствовал на пальцах влагу.

Быстрый переход